Наконец, «мой» с улыбкой отдаёт заказ и советует не переборщить с кофе, особенно перед экзаменами. Девочки обещают прислушаться к его совету. Он провожает их дружелюбной улыбкой, от которой у него появляются милые щёчки. Они делали бы его похожим на ребёнка, не будь аккуратной трёхдневной щетины.
– Так на чём мы остановились?
– На том, как ты работал летом, – напоминаю я, но продолжать прерванный разговор не хочется. – Зачем сейчас актерничал?
– Я торгую лицом, – улыбнулся он одной из своих самых очаровательных улыбок. Его бесконечно-голубые глаза не смеялись, – Они же должны вернуться.
– Мне кажется, они и без этого вернутся.
– Я так хорош? – его губы тронула слегка самодовольная усмешка.
– Нет, просто кофе вкусный.
– Значит, кофе? – пушистые брови изогнулись ровными дугами.
– Да.
– Тогда больше ты его не получишь.
– А я уже ухожу.
Кофейню покидать не хочется, но пустая квартира и холодная улица уже не кажутся такими ужасным стечением обстоятельств. В мыслях уже вьются разные сценарии оставшейся части дня, душу греет перспектива пересмотреть какой-нибудь фильм в сотый раз. Собирается дождь, но смотреть на экран в такую погоду даже приятнее.
Уже у дверей я останавливаюсь – заедает замок на рюкзаке.
– Видишь, «дом» тебя не отпускает.
Я уже держалась за ручку двери. «Мой» бариста подкрался неслышно. Его ладонь на моём запястье, большой палец давит на вены. Немного больно.
– Я вернусь.
– Честно?
– Обещаю.
Он улыбается. Я уже давно не могу понять, почему настроение в кофейне у меня всегда поднимается: из-за него или из-за напитка, который он готовит. Именно в этот момент – наверное, первое.
Я поднимаю взгляд, смотрю в голубые глаза. Мурашки бегут где-то под кожей. Похоже на страх, но почему?.. Нет, должно быть другое. Что-то другое.
Голубые глаза холодные, неестественные. Хочу разглядеть линзы. Не могут быть они такими кристально прозрачными, честными. Ангельскими.
– До завтра.
Рука выскальзывает из его хватки. Я поспешно выбегаю на улицу. Холодный поцелуй июня отрезвляет. Наваждение пропадает.
Если где-то везёт, где-то обязательно ждёт провал. Это правило действует в обе стороны, но именно сегодня работает не мне на руку. Мало того, что практику продлили, так ещё мне влетел выговор за опоздание. По-хорошему, я не опаздала: я пришла в аудиторию вовремя, положила рюкзак на стул и вышла, чтобы отдать знакомой конспекты. И, видите ли, зашла в аудиторию после преподавательши. Именно преподавательши, по-другому эту мымру не назовёшь. Её я окрестила злейшим врагом со второй лекции.
– Не ссорься ты с ней, осталось четыре дня. Терпи.
– Стараюсь.
– Есть планы на лето?
– Первую неделю безвылазно сидеть дома.
– Ты поаккуратнее со своим безвылазно, свежий воздух тоже нужен.
– Я буду проветривать.
Катя закатывает глаза, но не спорит. Она знает, что мне нужны такие разгрузки и что я не собираюсь перегибать палку с добровольным заключением в четырех стенах. Предлагает вместе сходить в кино, погулять, но позже, недельки через две. Сразу после практики уезжает с Лёшей – своим молодым человеком – на озеро. Даром, что нельзя купаться. А холодными ночами они уж как-нибудь согреются – так решила сама Катя.
– А ты всё равно заканчивай со своей меланхолией, – говорит она на прощение, когда мы уже стоим на крыльце. – Я понимаю, что это у тебя сезонное, но не затягивай: всё-таки лето, такие денёчки стоят, их жалко как-то терять.
– Постараюсь взбодриться, – обещаю я и обнимаю её.
– Давай-давай, – настаивает, чтобы уж наверняка, – Какая ты была в начале года и сейчас – два разных человека. Первый мне нравится больше.
– Мне тоже, – улыбаюсь, и Катино лицо тоже озаряет улыбка.
– Вот, я уже забыла, как выглядит твоя довольная физиономия. Хотя, честно признаться, когда ты не в настроении, ты творишь такие классные вещи.
– Слишком мрачные для такой милой девочки, – передразниваю я знакомого.
– Ну, может Кирилл прав. Особенно про самоубийство девятиклассницы меня впечатлило – пряма мурашки по коже.
Катя погружается в анализ моего творчества, то и дело приговаривая: «Нет, твои добрые рассказы мне тоже очень нравятся». Но я прекрасно знаю, почему мрачные работы ей нравятся больше. Отвращение, панический страх, безысходность – то, чего она в жизни не чувствует; эти эмоции в новинку, а потому интересны. Почему я пишу об этом, не знаю. Мои рассказы не основаны на реальных событиях, всё из головы. Наверное, таких историй – трагичных, драматичных, изуродованных смертями – и не происходит поблизости. По крайней мере, так кажется.