– Что. Ты. Здесь. Забыл?
– Гуляю. А ты?
Я обычный мальчик, не Кирпич и не шизик, люблю заброшки и играть в классики, честное-слово-поверь-пожалуйста-я-нормальный.
Ворон тихо хихикает. «Не смешно», – мысленно одергиваю его я.
– Это ты нарисовал кота, – подытоживает Тора. – Долго еще ждать?
– Чего жать?
– Правды!
– Мне было скучно, и я решил…
Она хватает меня за запястье. А коготки-то острые! Точно кошка.
– Я не буду обзываться, Захар. Неужели твой котелок до сих пор не переварил, что мы… два сапога пара?
На ее ресничках блестят слезы.
– Врешь.
Я высвобождаюсь и достаю мелок.
Тора дружит с кучей девчонок, которые не обзывают ее Кирпичом. Торины предки не твердят, что с дочуркой «что-то не так». Она не выращивает овощи. Ее не водят к врачу. Ей не пытаются удалить фантазию.
А я грызусь с Пашкой. Скармливаю унитазу кругленькие таблетки, как дохлых рыбок. Общаюсь с домами.
Вывод: Тора хочет забрать у меня Ворона.
– Я не вру, Захар, – всхлипывает она. – Я принесла тебе жареных орехов. Будешь?
Она протягивает мне целый кулек.
– Почему тебя не водят к врачам? Мы ведь психи, разве нет?
– Ласточка теперь меня слушается.
Моя кожа продолжает плавиться. Готов поклясться, на лбу огромными красными буквами проявилась надпись: «ШИЗИК».
– Поздравляю…
– Она сама выключила свет и заперлась, когда я легла спать. Я оживила ее пять месяцев назад. Она совсем кроха, мало что умеет.
Тора подается к часам Ворона и гладит их мизинцем.
– Что? – вспыхиваю я.
Штукатурка не сыплется, потолок не рушится. Дом подпускает ее к сердцу, словно это парк развлечений.
Предатель!
– Ворон, ты чего? Ты доверяешь ей больше, чем мне?
– Однажды она не побоялась штукатурки. А я побоялся швырнуть в нее булыжником, – хрипит Ворон. – Не обижайся…
– Да пошли вы!
Я бросаю кулак в стену и мчусь на улицу.
Небо заволокло тучами, сумерки размыли поселок. Я ускоряюсь, чтобы не исчезнуть во тьме, несусь мимо дремлющих домов и, когда внутри все не только кипит, но и болит, вырываюсь на пляж.
Да, предки ждут меня к ужину, но сегодня я опоздаю.
На берегу нет хижин – чем не идеальное место?
Море штормит. Шепчет, шуршит и плещется, но в школе нас не учат его языку. Сколько бы историй оно поведало?
Я снимаю ботинки. Волны облизывают ступни – холодно. Как раз, чтобы остыть.
Предатель, предатель, предатель.
Повелся на байки глупой девчонки, которая младше меня на целых два месяца! Нам с Вороном не нужны никакие Торы. Они все портят. Девчонки всегда все портят.
А теперь я буду учить язык моря – с Zahnrad покончено.
Я возвращаюсь домой поздно. Предки ругают меня, когда я захлопываю дверь в спальню перед их носом. Матушка вновь жалуется бате, что со мной «что-то не так», вновь предлагает мне съездить к доктору, но я отказываюсь.
Отказываюсь.
Отказываюсь.
Весь следующий месяц.
Я спорю с ними. Топлю таблетки в унитазе. Дружу лишь с Воробьем. Врубаю погромче музыку, чтобы мое «спорю-топлю-дружу» превратилось в клип. Воробей подпевает. Он всегда подпевает.
Дышу.
Ем.
Дышу.
Сплю.
Дышу.
Гуляю по пляжу, слушаю «Аквариум» и «Наутилусов».
Дышу, дышу, дышу…
Моей фантазии пора в отпуск. Месяца три назад, когда я еще не знал эту наглую девчонку, Ворон спросил у меня:
– Когда люди устают, что они делают?
– Берут отпуск, – ответил я.
– Отпуск?
– Ну, некоторые едут в горы. Некоторые – на море, к нам.
– Придет время, и я устану, Захар. – Ворон закряхтел и хлопнул оконными рамами. – Если я когда-нибудь замолчу, не сомневайся: я на море.
– Дурачок! – захохотал я. – Ты и так на море!
Тогда я не понял Ворона, а сейчас сам хочу в отпуск.
Наушники разрываются на максимальной громкости.
Я не навещаю Ворона и не обвожу Облако. Избегаю в школе Тору. Ради такого дела я даже расписание ее вызубрил. Пашка почти меня не трогает. Фингал не в счет. Предки радуются, что после учебы я спешу домой и запираюсь в своей комнате, а не лазаю по заброшкам. Им плевать, чем я занимаюсь. Главное – никому не проломлю череп. Нет, они не говорят об этом мне – они говорят об этом друг другу.