– Но зато о тайне семьи болтать направо и налево – это как два пальца об асфальт, да?
– И что? Детей никто не воспринимает всерьез. Тебе ли не знать…
– Что все считают меня психом и не воспринимают всерьез? – морщусь я.
– Прости.
– Ты темнишь.
Раскрой свою мини-тайну, Хлопушка.
– Необычным нужно темнить. На свету мы умираем.
– Вампиры, блин.
– Я сейчас.
Тора проскальзывает в кухню, но не запирает меня.
– Пока, мамочка! Пока, папочка!
Предки шепчутся, щелкает замок, и Хлопушка возвращается ко мне.
– Уехали на работу.
– Так поздно?
– У них не… ненор… нормированный график, – поясняет Тора. – Дурацкое слово! Давай лучше в прятки сыграем. С Ласточкой.
– Как это – с Ласточкой? – недоумеваю я.
– Ты же умеешь общаться с домами мысленно? Умеешь. Вот и попробуй ее перехитрить. Чтобы, когда ты искал, она не кряхтела половицами, а когда прятался, не выталкивала тебя тумбочкой прямиком ко мне!
– Ладно.
– Чур, я прячусь!
– Да пожалуйста.
Я ведь взрослый. Уступлю.
– Считай до ста, – командует Тора и толкает меня в угол.
Из кармана выпадает проигрыватель. Я с замирающим сердцем поднимаю его. Только не реветь, только не реветь, только не реветь… Посередине появилась трещина.
Тора гладит его по кнопкам.
– Ничего! С ним все в порядке!
Она выуживает из шкафа кассету и вручает ее мне.
– Давай попробуем.
Щелк. Начинает пиликать скрипка. Проигрыватель в норме.
– Это Джузеппе Тартини[8], – сообщает Тора. – Мой любимый композитор. «Дьявольская трель». Я играю на скрипке, так что… без Тартини – никуда. Ладно, считай!
Я жмурюсь. Ступни Хлопушки шлепают в ритм музыке. По-моему, она взбирается на второй этаж.
– Раз!
Я убавляю громкость, чтобы по звукам определить, где Тора.
– Два!
Точно, второй этаж. Ласточка, мы же команда?
– Три!
Мне надоедает на пятидесяти.
– Сто! – выкрикиваю я в надежде, что Тора не слышит ничего, кроме своего Тартини. – Кто не спрятался, я не виноват!
А потом я целый час слоняюсь по дому. И все из-за Ласточки: то шторами взмахнет, то шкафом затрещит. Предательница, за Тору играет. Стычка с ворами пошла ей на пользу.
Я ползаю под столом, под лестницей, под диваном. Натыкаюсь на поломанных кукол, топчу крошки. Что, если Тора мне померещилась? Что, если я залез в чужой дом? Что, если матушка права и я болен?
Я облокачиваюсь на стол. Огромное растение Ториной матушки щекочет мне щеки. У моих предков такое же, арека называется.
– Ласточка, я сошел с ума?
– Тогда мы сошли вместе.
Растение выплевывает крохотную ручку, и та дает мне подзатыльник. Из-за листьев выглядывает Тора.
– Я была ближе некуда, а ты не нашел. Опять считай!
– Подожди. – Я хватаю ее за локоть. – Если твои предки такие же, как мы… Почему они не принимают таблетки от нашей болезни?
Тора хлопает меня по лбу.
– Дурачок! Это не болезнь. Это дар. Мы с родителями почти не обсуждаем его. Он есть – и точка. Мама и папа не пытаются меня от него уберечь. Только просят говорить о любых странных случаях в поселке и шушукаются, шушукаются…
– Мои тоже.
– Ладно, считай! – командует Тора.
Я вновь отворачиваюсь.
– Р-р-раз.
Вечер пролетает за секунду. Я запоминаю все: Хлопушку, вкус яблочного пирога, шершавые стены Ласточки. А когда возвращаюсь домой, сразу падаю в кровать. Даже крошки от пирога с ног не смываю – утром будет подтверждение, что Тора настоящая. Что я не одинок. Что я дружу с Хлопушкой, и она – о боги! – не называет меня Кирпичом.
Нам десять.
Нам одиннадцать.
Осенью Тора исчезает на целых два месяца. Ее брат Димка, который живет в городе, болен. Я никогда его не видел и впервые услышал о нем, когда Хлопушка прощалась со мной у машины, теребила мою руку. Я ничего не спрашивал, боялся ее расстроить. А она думала, что мне хватит его имени и дурацкого «родился-учился-работает». Ладно уж, если начистоту, так и есть.
Тора пообещала, что вернется как можно скорее, но на ее глазах блестели слезы. И я понял – не дурак – что «как можно скорее» вряд ли наступит. На прощание Тора поцеловала меня в щеку, и я до ночи не мог избавиться от ощущения, что она по-прежнему прижимается ко мне губами. Кожа горела. Пашка бы меня засмеял.
И вот я краду у предков черный фломастер, чтобы зачеркивать дни на календаре. Матушка обнаруживает пропажу и ругается, что я беру вещи без спросу. Я извиняюсь, помогаю ей полить огород, а она покупает мне новый фломастер – целехонький, с колпачком и почти не израсходованный!