— Песком, — через плечо ответил помытчик и нырнул в заросли.
Мстиша с тяжёлым вздохом подхватила обросший жирным нагаром котёл и поплелась к ручью.
Вода оказалась студёной, и когда Мстислава зачерпнула со дна пригоршню песочной жижи, ей почудилось, что она обожглась. Ужасно не хотелось прикасаться к гадкому, склизкому и пахнущему едой нутру. Она швырнула в котёл несколько горстей тёмного, отдававшего водорослями песка и поморщилась. Мстиша решила помочь себе пучком травы, но тут же вскрикнула от неожиданной боли — острые листья порезали ладонь. С досадой вырвав из земли кусок мха, она принялась яростно тереть проклятую посудину. Сполоснув её, Мстислава пришла в ужас. Котёл не стал чище, зато её руки оказались едва ли не по локоть в саже. Отбросив злосчастный котелок, княжна сунула ладони в воду. Дрожа от холода, она попыталась отмыться, но жирная чернота никак не желала сходить, расползаясь по пальцам грязными разводами.
К тому времени, как Мстише удалось кое-как избавиться от самых жутких пятен, её кожа сморщилась, а под ногтями собрались чёрные каёмки. От злости хотелось плакать, но тут Мстислава опомнилась и поняла, что отброшенный ею котёл скатился в ручей.
Почти рыча, княжна подоткнула подол и вошла в ледяную воду. Слава Пряхе, здесь было совсем мелко, но Мстиша успела намочить понёву, а ступни едва не свело судорогой.
Раздражённая и вспотевшая, Мстислава вернулась на поляну. Нелюб сидел у костра, согнув ноги и положив подбородок на упёртые в колени руки. Мстиша со злостью брякнула котёл к ступням зазимца и плюхнулась на своё место. Нелюб удивлённо посмотрел на котёл, а потом на девушку.
Не обращая внимания на помытчика, Мстиша с отчаянием рассматривала руки — изрезанные осокой, погрубевшие, красные и распухшие.
— И за что ты меня так ненавидишь? — с горечью воскликнула она, оторвавшись от разглядывания ладоней.
Зазимец непонимающе нахмурился.
— Я тебя не ненавижу.
— Ещё как ненавидишь! Мучишь, даёшь самую грязную работу! — с жаром продолжала Мстиша. — Я ни в чём перед тобой не виновата, слышишь?! Я не виновата, что не умею стирать и мыть котлы, что не привыкла прохаживать пешком по сотне вёрст! Не для того я родилась! Я просила у тебя только одного — довести до Зазимья! Я не знала, что ты станешь истязать и унижать меня!
Нелюб устало прикрыл глаза, точно собираясь с силами, а потом снова посмотрел на Мстиславу.
— В дороге нет чинов. Думаешь, сбросив богатые одёжки и притворившись Векшей, можешь вести себя по-старому? Так не выйдет. Ты не княжна теперь, а моя спутница.
Мстислава презрительно фыркнула, но Нелюб продолжал.
— Разве я так много просил, когда велел спрятать косу и сделать вид, что ты моя жена? Но ты решила, что знаешь лучше. Ещё бы, переступить через гордыню и притвориться женой какого-то вахлака. И первый же встречный прицепился к тебе. И как, княжна, довольна?
— Неужто если бы я шла в повойнике, он меня бы не заметил? — вздёрнула Мстислава нос. — А с остальным что прикажешь делать? Вымазать лицо сажей? Мешок надеть?
— Может, и заметил бы, а, может, проехал бы мимо. Речь не об этом, а о том, что даже в такой малости ты упрямишься. Лишь бы не исполнить чью-то волю, лишь бы всё было по-твоему.
— А почему я должна исполнять твою волю и губить своё тело? Только полюбуйся на мои руки! — Она красноречиво вытянула ладони.
Нелюб совсем забыл о костре, и теперь тот потихоньку умирал, погружая поляну в темноту. Казалось, чёрный лес всё ближе подступал к людям, чтобы получше расслышать их ссору.
— Ты не ловила этого зайца, не снимала с него шкуры, не разводила огня, не варила похлёбку. Зато ты ела её, но я ни разу не слышал от тебя благодарности ни себе, ни Бердяю. Ты больше не в батюшкином тереме. Разделила со мной путь, значит, разделяй и тяготы.
Мстислава молчала, стиснув зубы и воинственно сложив руки на груди.
— Ты умеешь только брать, — тихо, точно ни к кому не обращаясь, добавил Нелюб.
— Это неправда! — вскипела Мстиша. — Неправда!
— Разве? — усмехнулся помытчик. — Люди приютили тебя, обогрели и накормили, а что же ты? Даже поклониться не сумела. Назвала их дом хлевом.
— Я — их княжна! Если бы я явилась в своём обличье, они обязаны были встретить меня как подобает!
— Вот только ты была в обличье чернавки, а они всё равно не отказали тебе в куске хлеба и крыше над головой.
Мстиша вскочила, и Нелюб, точно отражение, поднялся следом.
— Да, я не лезу обниматься с чернью, но разве я не отдаю саму себя отцу? Ратмиру?
— Только потому, что ваш побег не удался, — неприязненно усмехнулся помытчик, и его взгляд коротко скользнул по шее девушки, украшенной бирюзой.