– Хочу тренироваться с мечом, – сказал я Хунайду, пожилому помощнику Исмала, который теперь возился с мной.
– Тренироваться-то можно, а толку? Ты с мечом так двигаешься, будто за лавку держишься.
– Если ты не будешь меня обучать, все так и останется.
В ответ меня наградили злым взглядом, на который я, впрочем, не обиделся. И, имея некоторый опыт общения с мастерами, догадался – это способ слегка тонизировать ученика, взбодрить его и заставить собраться.
– Если хочешь у меня учиться, должен делать то, что я говорю, и так, как говорю.
– Догадываюсь.
– Вот и посмотрим, на что ты способен! – возгласил помощник мастера таким тоном, с которым обычно засучивают рукава.
Я понимающе усмехнулся, но в сторону, чтоб не злить Хунайда. И не сомневался, что тот с удовольствием возьмется за меня. Его рвение напоминало месть, хотя я прекрасно осознавал, что никакой ненависти ко мне лично этот человек не испытывает, и если он злорадствует, когда, обессилев, я валюсь физиономией в пыль, или с крайним ожесточением подгоняет меня, то дело здесь не в личном ко мне отношении.
Просто у него такая манера обучать. Мало ли у кого какие взгляды на жизнь!
Если раньше режимом своих тренировок я распоряжался сам, то теперь они зависели от воли моего тренера. Иной раз он будил меня на рассвете пинком (если успевал, потому что обычно я просыпался еще на стадии распахиваемой с размаху двери), воплями поднимал на ноги. Но после того, как я однажды полюбопытствовал у него, обязательно ли орать с утра пораньше и нельзя ли ограничиться окликом на несколько тонов тише, задумался. Правда, предварительно наорал на меня и привычно задал трепку. Но чувствовалось, что он просто по-другому не умеет.
Обучение шло у меня туговато. Хунайд ворчал, что владению мечом в моем возрасте нужно учиться день и ночь и не тратить время на что-либо другое, но я, само собой, прежние тренировки не собирался забрасывать. Как ни крути, но именно мои необычные для этого места навыки до сих пор спасали мне жизнь. Сколько еще мне удастся выплывать за счет самбо, знает лишь Бог.
Но совместить навыки боя без оружия с оружием может быть выигрышно. Что ж, пока я выплывал, будем надеяться, что и дальше удача не оставит меня.
– Кстати говоря, – недовольно начал тренер, – тебя отпускают в город. Прогуляться. Лично я бы, если б со мной посоветовались, сказал бы, что это незачем. Но Исмал решил так. Тебе дадут денег, но избави тебя Небеса напиться в городе, понял?! Я от тебя мокрого места не оставлю, если хоть учую запах!
– Ну хватит. Я не мальчишка, ни к чему устраивать сеансы запугивания. Растолкуй мне лучше, куда можно заходить, а куда нельзя.
Хунайд пожевал губами, словно бы прожевывал все те угрозы, которые не озвучил. Но почему-то и в самом деле не стал дальше сотрясать воздух по привычной схеме, которую редко кто-то из его учеников решался прерывать. К его выходкам я старался относиться с юмором, и это мое отношение озадачивало тренера. Оно противоречило его опыту и всему тому, к чему он привык, чему настроился давать жесткий отпор.
– Я не понимаю, почему решают выпускать в город человека, который элементарных вещей не знает, которые знают все, абсолютно все, начиная с трех лет?
– Если я буду сидеть здесь взаперти, то так ничего и не узнаю. Нужно мне привыкать жить здесь или нет? Или ты считаешь, что боец, который не собирается жить долго и счастливо, хоть на что-нибудь годен?
– Ты просто мерзкая обезьяна, – процедил Хунайд. – Хочешь поучить меня правильно настраивать моих учеников?
– А тебе не нравится, когда я говорю правду?
– Дождешься того, что тебе за твою наглость кишки на горло намотают… Вот шельма. – Он растянул губы в подобии улыбки, хотя все еще выглядел уязвленным. Я мог чувствовать себя совершенно отомщенным за все его грубости. – Ладно, слушай. В храмы тебе нельзя заходить. Еще перед ними есть такое пространство. Площадь цветов. Нельзя ступать на нее обутой ногой. Нельзя касаться струй фонтанов, пить воду можно только из тех, из которых пьют все. Нельзя ходить там, где по брусчатке расстелены ковры или ткани. Не вздумай приставать к добропорядочным женщинам, иначе получишь пару ножей в бок. Нельзя входить в чужие процессии. Нельзя переходить дорогу перед конями или паланкинами знати. Или крупных чиновников. Так что смотри внимательно, куда суешься.
– А что, местные жители всех представителей знати и всех чиновников должны знать в лицо, что ли?