Удар!
В этот момент время замедлилось.
Я не перешёл в орно, клянусь, но было так, словно перешёл.
Я видел, как медленно-медленно мяч оторвался от поля и отправился в полёт, в правый от меня угол. Как практически замер, с поднятой после удара ногой, соперник. Как застыла птица в небе. Как мяч, в плотной, какой-то ватной тишине, медленно крутясь, приближался к створу ворот примерно в метре от земли. Я сам, словно повис в воздухе, в отчаянном броске, вытянув руку как можно дальше.
Вот оно, отличие от орно! — находясь в нём, ты чувствуешь себя таким же быстрым, как всегда, это остальной мир замедляется, а тут ты сам будто в муха в патоке…
Ну, ещё чуточку!! Хотя бы один сантиметр!
Мои пальцы и половина ладони коснулись мяча, я увидел, как он изменил траекторию и, словно протискиваясь сквозь воздух, ушёл за стойку ворот.
И тут же время пошло с прежней скоростью.
Я упал, перекатился через плечо, вскочил на ноги. Команда и трибуны радостно орали. Соперник угрюмо молчал. Следующий мяч я тоже взял, хоть уже и не так красиво (удар был точным, но слабым, в тот же, правый от меня угол). А мы забили дважды и одержали победу с общим счётом шесть-четыре.
— Качать вратаря! — крикнул самый младший из братьев Юрасовых — Женька.
Качать? Такой традиции у нас на Гараде не было, поэтому я даже как-то растерялся и не сопротивлялся, когда сильные руки товарищей схватили меня, перевернули на спину и подбросили вверх…
Глава седьмая
Мне четырнадцать лет
Как научиться бриться и стрелять. Танк Т-62. Снежная зима
После Нового года и зимних каникул я пошёл в восьмой класс. Но сначала отметил своё четырнадцатилетие — возраст, когда подростковый организм на всех парах спешит ко взрослому состоянию. Половое созревание и всё такое прочее. Пушок над верхней губой потемнел и сгустился. Эротические сны, главным действующим лицом которых чаще всего выступала Наташа, участились и приобрели отчётливо волнующий и даже где-то реалистичный характер.
С настойчиво пробивающимися усами и бородой я поступал просто — начал сбривать. Как раз утром двадцать пятого декабря, в день своего рождения, и начал делать это регулярно. Благо, появилось чем. Ещё будучи в Алмалыке, я как-то завёл с дедом разговор насчёт бритья. Тогда бриться было ещё рановато, но я понимал, что скоро этот момент настанет.
Дед каждое утро, перед работой и завтраком, брился опасной бритвой, правя её на оборотной стороне старого кожаного ремня, взбивая помазком мыльную пену в специальном алюминиевом стаканчике и глядя в маленькое прямоугольное зеркало, висящее над раковиной. Сам процесс бритья выглядел эдаким суровым мужским ритуалом, освящённым столетиями, и одна мысль, чтобы использовать для этого какую-нибудь электробритву «Харьков», которую предпочитал отец, казалось мне если и не кощунственной, то не стоящей дальнейшего рассмотрения. Только опасная бритва! К тому же Кемрар Гели в бытность свою взрослым космическим инженером-пилотом, пользовался похожей.
Это была традиция, которая тянулась с тех далёких времён, когда первые гарадские космонавты, которые, к слову, как и земные, в большинстве своём были военными лётчиками, отправлялись к месту старта. По легенде, первым, кто начал бриться перед стартом опасной бритвой, был первый космонавт Гарада Сентан Ирм. Полёт прошёл удачно, Сентан, как и здешний Гагарин, мгновенно стал героем всего Гарада, и уже через пару лет после начала космических полётов выйти на старт, не побрившись опасной бритвой, начало считаться плохой приметой. Я говорил, что гарадские космонавты суеверны до смешного? Теперь говорю (земные тоже, но об этом я узнал позже). Так вот — бритьё. Традиция крепла и ширилась, и к тому времени, когда силгурды приступили к освоению своей двойной звёздной системы (начали, естественно, со спутника Гарада — Сшивы), бритьё опасной бритвой стало отличительной особенностью всех, кто причислял себя к космонавтам.
— Деда, — помнится, спросил я, в очередной раз наблюдая за его бритьём. — Меня научишь пользоваться такой бритвой?
Не говорить же было, что я умею.
— Научить можно, — ответил дед. — Да только оно тебе надо? Сейчас всё проще. Электробритвы, станки. Это нас, стариков-фронтовиков, уже не переделать, а молодёжь… — он артистично снял пену с верхней губы, подперев её изнутри языком.
— Надо, — сказал я. — Хочу бриться так же, когда время придёт.