Дело не в характере, повторю. Дело в возрасте и знаниях.
Как бы я ни выпрыгивал из штанов, я не мог вырасти быстрее. То есть, я мог действовать и вести себя, как взрослый человек, но окружающие продолжали видеть во мне подростка, фактически ребёнка.
С одной стороны, это давало определённые преимущества (к ребёнку относятся более снисходительно, на чём можно сыграть), но с другой — и это было очень важно — создавало массу проблем. Не будет взрослый человек, в особенности человек, обличённый властью и ответственностью, профессионал в своём деле, подчиняться ребёнку. Даже, если на этого человека надавить административно. В лучшем случае он сделает вид, что подчинился. В худшем — устроит открытый саботаж.
Теперь — знания.
Да, я уже собрал действующий гравигенератор, в котором имеется сверхпроводимый контур.
Знал в теории, как построить термоядерный и кварковый реакторы.
Как создать быстродействующие и компактные компьютеры, а затем объединить их в сеть.
Мог многое рассказать про невиданные материалы с потрясающими качествами — углерит, пластмонолит и некоторые другие.
Мог набросать проекты новых космических кораблей, способных достичь Юпитера или Сатурна за какие-то недели и надёжно защищённые от космической радиации.
Знал, в теории, как построить станцию Дальней связи на Луне.
В конце концов, мог, вероятно, научить отдельных, специально отобранных людей, вхождению в орно, работе с аурой человека или животного, гипнозу-внушению, «туманному плащу» и другим вещам, вполне нормальным для гарадца и фантастическим для землянина.
Мог.
Но вот организовать систематическую работу по достижению всего этого, работу, в которой будут задействованы тысячи и тысячи людей, громадные научно-исследовательские, конструкторские, производственные и даже воспитательно-образовательные мощности и ресурсы — не мог. Не было у меня в этой области ни достаточных знаний, ни опыта.
Таким образом и появилось у меня неожиданно свободное время.
— Минимум — до августа, — сообщил Леонид Ильич, когда через десять дней я закончил приводить его организм в относительный порядок. — А скорее даже до сентября. Страна у нас большая, а люди не то чтобы ленивые, но раскачать их… — он вздохнул. — Очень трудно бывает.
— Есть такое слово — инерция, — сказал я. — Чем больше масса, тем труднее разогнаться.
— И затормозить, — засмеялся Брежнев, и я в очередной раз с удовлетворением заметил, что наши сеансы принесли Генеральному секретарю пользу большую, — Леонид Ильич даже внешне помолодел, у него изменился голос и походка. Более того, он даже похудел на шесть с половиной килограмм.
— Если бы не видел своими глазами, не поверил бы, — сказал по этому поводу Евгений Иванович Чазов — личный врач Леонида Ильича, известный кардиолог и большой медицинский начальник, без участия которого, разумеется, подобные «ненаучные» эксперименты со здоровьем первого лица государства обойтись не могли. Более того, Чазов буквально поднялся на дыбы, когда услышал, что какой-то безвестный мальчишка собирается шаманить (чуть ли ни в прямом смысле этого слова) над «нашим дорогим» Леонидом Ильичом. Только очередная наглядная демонстрация моих возможностей (зарастил перелом шейки бедра одному престарелому заслуженному товарищу в «Кремлёвке» — Центральной клинической больнице) заставила его осадить назад и дать своё осторожное согласие.
— Давление, анализы… — продолжал он. — Десять лет, я так скажу. Такое впечатление, Леонид Ильич, что вы сбросили десять лет.
— Я и чувствую себя лет на десять моложе, — довольно усмехнулся Брежнев.
— Отдайте его мне, Леонид Ильич! — воскликнул Чазов. — Это же не мальчик, а гений-чудотворец какой-то… Хотя нет, не отдавайте. Наши эскулапы-консерваторы его вмиг сожрут и косточек не оставят.
— Не сожрут, — сказал Брежнев. — Не дадим. Но ты прав, он мне для других дел нужен в первую очередь.
— Здоровье человека, Евгений Иванович, — сказал я, — на девяносто процентов зависит от него самого, и только на десять от уровня медицины и таланта врача. Вы и сами это прекрасно знаете. Поменьше водки и сигарет, побольше спорта и нормального питания, и вы не узнаете людей.
— Легко сказать, — вздохнул Чазов. — Но ты прав, конечно. Что не отменяет, надеюсь, нашего будущего сотрудничества.
— А как же злые эскулапы-консерваторы? — усмехнулся я.
— Как всегда, — сказал Чазов. — Будем убеждать и бороться.