— Да, — сказал я, чувствуя, как громко и часто забилось сердце. — Всё правильно.
— «Экскурсовод» — так, довольно банально, уж извини, тема изъезжена вдоль и поперёк, хотя написано неплохо. А вот «Мусорщик» действительно хорош. Поздравляем. Да, Аркадий?
— Хорош, хорош, — энергично подтвердил Аркадий Натанович. — Оригинально, талантливо, ярко. Молодец! Продолжай в том же духе, всемерно поддержим.
— Спасибо, — сказал я. — Вы даже не представляете, насколько для меня важна ваша оценка.
— Ну отчего же не представляем, — сказал Аркадий Натанович. — Отлично представляем. Сами такими были.
На этот раз мы прибыли раньше Фиделя. Собранный и вымытый до зеркального блеска гравилёт уже стоял в положенном месте, на специально отведённой площадке. По хитроватым улыбкам лётчика-испытателя Мусы Нодия и механика Тимофеева Сергеева, которые встречали нас у гравилёта, я понял, что нас ожидает какой-то сюрприз.
Так оно и оказалось.
Как только я по старой пилотной привычке, выработанной ещё Кемраром Гели, начал обходить машину по часовой стрелке, начиная с носа, то почти сразу же с оным сюрпризом и столкнулся.
Сам гравилёт был ослепительно-белого цвета. Ближе к хвостовому оперению, на фюзеляже, красовались алые буквы «РС-1» и ниже — СССР. А спереди, практически, у носа было выведено синим ровным курсивом: Сергей Ермолов.
— Ничего себе, — сказал я. — Это что?
— Имя машины, — сказал Нодия. — А что, есть возражения? Наверху согласовано, не волнуйся.
— Даже не знаю. Неловко как-то.
— Э, слушай! — эмоционально воскликнул Нодия, добавив жестикуляции и характерного грузинского акцента. — Что — неловко, зачем — неловко? Ты придумал этого красавца? Ты. Заслужил, да!
Послышался шум моторов. На трёх машинах подъехал Фидель с охраной. Поздоровался с нами, мы вместе обошли главилёт. В глазах Кастро читался горячий мальчишеский интерес, и он потребовал немедленно опробовать новинку.
Загрузились в гравилёт по полной: я, Фидель, Хосе, Нодия и трое охранников Кастро с оружием.
— Пристегнитесь, — сказал наш пилот по-русски.
Хосе перевёл.
— Взлетай, — небрежно махнул рукой Фидель.
Хосе перевёл.
— Пристегнитесь, иначе никто никуда не полетит, — упрямо сказал Нодия.
Фидель посмотрел на меня.
Я показал ему на свой ремень, который уже был пристёгнут и сказал:
— Не приведи господь, товарищ Кастро, если что-нибудь случится, и вы пострадаете из-за того, что ремень был не пристёгнут, мне не простят.
— Пристёгиваемся, — вздохнул Кастро.
Нодия запустил двигатели. Лопасти над головой прозрачной кабины почти бесшумно набрали обороты.
— Включаю антиграв, — сообщил Нодия и щёлкнул тумблером. — Уменьшение веса в пять раз.
Радостная лёгкость разлилась по телу. Мне всегда нравилось это ни с чем несравнимое ощущение. Предчувствие полёта, за которым всегда следовал сам полёт.
Вот в чём разница, понял я простую вещь. Здесь, на Земле, лётчики взлетают в небо со своим весом и всё равно испытывают радость полёта. Мы, на Гараде, давно пользуемся антигравами, и наша радость ярче. Именно потому, что уменьшается не только вес машины, но и собственный. Что ж, теперь это ощущение будет доступно и землянам.
— Vaya! — воскликнул Кастро и засмеялся.
— Подъём! — сообщил Нодия.
Гравилёт легко оторвался от земли и пошёл вертикально вверх, набирая скорость. На высоте трёхсот метров, заложил крутой вираж…
Мы сделали несколько широких кругов над авиабазой, меняя высоту и скорость. Потом сели на прежнее место — так же легко, как взлетели.
— Выключаю антиграв, — сказал Нодия.
Вернулась привычная тяжесть, остановился винт. Нодия открыл двери.
— Отличная машина, — сказал Фидель, когда все вышли и оказались на бетоне аэродрома. — И название мне нравится, — он похлопал меня по плечу.
— Подарок от советского народа и правительства лично вам, команданте, — сообщил я. — Что такое гравилёт? Это — свобода от силы тяжести. А что такое Куба? Это тоже свобода. От гнёта империализма. Поэтому символично, что первый серийный гравилёт будет принадлежать вам.
— Большое спасибо, — перевёл Хосе слова Фиделя. — Это очень щедрый подарок. Кубинский народ и лично я не забудем этого.
Ладонь у Фиделя была твёрдой, рукопожатие крепким.
— Будут ещё гравилёты, — пообещал я. — Это только первый. Однако у нас просьба.
— Какая?
Я рассказал о нашем намерении полететь завтра в Пуэрто-Рико на гравилёте.
— Он вернётся к вам в тот же день, — пообещал я. — Обратно мы полетим на обычном самолёте.