Отлично сказано, мисс Бертолли. Вы, должно быть, и в суде говорили исключительно правду, невзирая на лица.
— Грег. — Она посмотрела на меня строго, как и положено юристу. — Совещание единодушно решило, что мистер Кроутер виновен в причинении вам телесных повреждений. Мы полагаем, что он не должен избежать наказания. — Небольшая пауза. — Как вы думаете, Грег? Что скажете?
— Что скажу? Вот интересно, почему меня вы называете Грегом, а парня, который пытался меня убить, мистером Кроутером? — Я перевел взгляд с Кроутера-младшего на Кроутера-старшего. — Странно как-то… Может, дело в том, что я приполз сюда на четвереньках лишь несколько месяцев назад, а эти два мистера Кроутера здешние старожилы и почти миллионеры. — Я кивнул в ту сторону, где лежал оставшийся от Льюиса мусор. — Посмотрите, сколько всего можно купить там за доллар.
— Грег… Мистер Валдива. Извините. — Говорила она вежливо, но теперь в голосе зазвучали ледяные нотки. — Мы же не в зале суда.
— Неужели?
— Я лишь хотела обойтись без формальностей?
— О.
— Я не виню вас за то, что вы злитесь.
— Я? Злюсь?
— Вы пострадали. Нападение было неспровоцированное.
— Нападение? Если бы вас грохнули поленом, как меня, вы назвали бы это покушением на убийство.
— Послушайте, мистер Валдива. Мистер Кроутер, возможно, выпил лишнего, но он не имел умысла…
Я не удержался. Хмыкнул.
— Понимаю. Вы смыкаете ряды. Неуместная шутка. Видите? — Я повернул голову так, чтобы они увидели синяки и прочее. — Мистер Кроутер просто немного пошутил.
— Эй, Валдива. — Это настала очередь старика Кроутера. Он даже не старался скрывать отвращение, и оно сочилось из каждого слова. — Понимаете, Валдива, мой парень без причины и мухи не обидит. Наверняка…
— Джим. — Пожилой мужчина за спиной Кроутера-старшего поднял руку. — Джим, Совещание приняло решение. Твой сын виновен. Спорить тут не о чем.
— Вопрос в том, — холодно сказала мисс Бертолли, — каково будет наказание?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но зачем вы пришли сюда? Что собираетесь обсуждать?
Пауза затягивалась. Над водой с криками проносились ночные птицы. Мужчины и женщины беспокойно зашевелились, как будто услышали крики пропавших детей, звавшие их из руин Льюиса.
— Зачем устраивать заседание здесь, перед моим домом? Вы ведь все уже решили, черт бы вас побрал. Вычтете десять долларов из того, что даете ему, мистер Кроутер? Или посадите под домашний арест на недельку? — Я повернулся и шагнул к веранде.
— Мистер Валдива, — остановила меня мисс Бертолли. — Мы, Совещание, сошлись во мнении, что раз уж вы пострадавшая сторона, то вам и определять наказание.
— Умыли руки… — Я покачал головой. — Хотите, чтобы наказание Кроутеру определил я? Почему?
— Потому что если бы это сделали мы, то вы… — Она вздохнула, подбирая слова подипломатичнее. — Если наказание определи вы, то мы… то мы избежим упреков в предвзятости.
— Ладно. — Я согласно кивнул. — Ладно. Звучит справедливо.
Я протянул руку, снял с гвоздя моток веревки и бросил ее старику Кроутеру. Она ударилась ему в грудь и соскользнула на руки.
— Решено. Повесьте его.
Тишину можно было резать ножом. Даже птицы умолкли. Слышался только плеск набегавших на берег волн.
— Здесь есть осветительная вышка. Добрых десять футов. Подвесьте его на ней.
Боже, ну и лица. Они смотрели на меня так, словно я швырнул им под ноги гранату. Кроутер-младший, явившийся с видом задиристого дуэлянта, встревоженно завертел головой, перебегая взглядом с одной маски на другую, и, наконец, умоляюще уставился на отца. Я тоже заглянул в глаза членам Совещания, задержавшись на мисс Бертолли, адвокате.
— Что он сказал? Пап, что сказал Валдива? — слова выскакивали у Кроутера изо рта, спотыкаясь друг о друга.
— Пап? — Побелевшие от страха зрачки замерли, впившись в веревку в руках отца. — Папа? Он… хо… хо…чет повесить меня?
Скрипнув зубами, я шагнул к старику и вырвал веревку из его рук.
— Идите домой, — зло проговорил я. — Идите. Уже поздно.
Сжимая эту треклятую веревку, я поднялся по ступенькам, толкнул дверь и, войдя, с силой захлопнул ее за собой.
Я стоял, прислонившись спиной к стене. Господи… у меня дрожали руки. Пот струился по лицу, оставляя соленый след на губах. Я сжал пальцы в кулак и вытер рот.
Боже. Идиоты… сумасшедшие идиоты… — Я посмотрел на веревку, как на кровавый комок мерзких слипшихся червей, и отшвырнул ее подальше. Да, это было в их глазах. Я все понял. Они бы сделали то, что я сказал. Они бы повесили этого несчастного ублюдка, Кроутера-младшего.
Господи.
Что же это делается с людьми?
7
— Шутишь, Валдива.
— Нет, не шучу.
— Честно?
— Честно.
— Ты сказал им повесить Кроутера, и они действительно собрались это сделать?
Я кивнул и подцепил бревно, чтобы вытащить его из озера на берег.
— Но там же был его отец, разве нет? — Бен смотрел на меня большими глазами. Никак не мог поверить в то, что услышал. — И что, он так бы и стоял, глядя, как его сына убивают?
— Если бы я потребовал, он сам накинул бы ему петлю на шею.
— Боже.
— Вот что я тебе скажу, они были какие-то странные. По-моему, это последствия того, что ты называешь травмой. Результат пережитого за последние месяцы. Они готовы на все, доведены до отчаяния.
— Почему? Мы же здесь в безопасности.
— Временно.
— Нам чертовски повезло, Грег. На следующей неделе Совещание опубликует доклад. Там говорится, что бензина в тех громадных резервуарах на развилке хватит лет на десять.
— Да, знаю. И топлива для электростанции хватит лет на двадцать, если давать свет на шесть часов в день.
— И у нас есть пять складов, доверху набитых консервами.
— И около ста тысяч галлонов пива, несколько тысяч бутылок виски и примерно десять миллионов сигарет. — Я подцепил еще одну деревяшку и начал подтягивать ее к берегу. — Да, все расчудесно.
— Ну, совсем не расчудесно, но в порядке. У нас есть стадо дойных коров, есть птицефермы, рыба в озере и фрукты в садах.
Его энтузиазму можно было позавидовать, он прямо-таки захлебывался словами.
— На юге острова немало пашни. Мы самодостаточны. Мы можем просидеть здесь лет десять, не забивая голову мыслями о пропитании. По-моему, этого времени более чем достаточно, чтобы страна вернулась… о, черт!
«О, черт!» означало, что деревяшка, которую я подцепил крюком, оказалась вовсе и не деревяшкой. Вместо трехфутового обрубка я увидел наполовину изъеденную голову, державшуюся на верхней части туловища. Лица и глаз не было. Определить, кто это, мужчина или женщина, я не мог. С уверенностью можно было лишь констатировать то, что эти пятьдесят фунтов человеческой плоти знавали лучшие времена. Я оттолкнул находку шестом. Из тела вырвалась струйка пузырьков, и жуткий улов медленно исчез из виду.
— Теперь ясно, почему рыба стала так жиреть, — сказал я Бену. — Так ты говоришь, что Совещание выработало план? Нам надо тихонько сидеть здесь и ждать, пока правительство объявит, что общество вернулось к нормальной жизни?
— А какой смысл предпринимать что-то необдуманное?
Я кивнул в сторону далеких холмов, видневшихся за озером.
— Необдуманное? Что ты имеешь в виду? Что нам не следует вылезать отсюда даже ради того, чтобы самим посмотреть, какая там обстановка?
— Ты же сам знаешь, как опасно покидать остров.
— Хочешь сказать, что те, кто ушел, так и не вернулись?
— Конечно, зачем рисковать?
— Зачем рисковать? — Я посмотрел на очередной «улов» — это была оконная рама — и потянул его из воды. — Полагаю, нам следует убедиться, что Америка, а возможно, и весь мир, всплыли кверху брюхом. Если это так, то пора перестать притворяться и надеяться на хэппи-энд. Не надо рассчитывать, что однажды радио и телевидение вдруг оживут, и президент объявит, что все в порядке.