Со всех сторон нас окружал лес, огромный и молчаливый. Ни ветерка, ни шороха. И нам тоже не о чем было говорить. Микаэла кивнула в сторону леса. Я кивнул в ответ.
И мы побежали.
42
Лунный свет пронзал кроны деревьев, и его тонкие лучи серебрили землю. Стволы деревьев тянулись вверх, напоминая причудливые готические колонны. Микаэла бежала рядом со мной, ее белые резиновые сандалии беззвучно мелькали над мягким ковром мха. Мы бежали быстро, но при этом почему-то не уставали. Радость спасения из бетонной гробницы с обитавшими в ней сумасшедшим маньяком и чудовищем несла нас как на крыльях. Полчаса мы мчались по тропинке, потом выскочили на дорогу. Нам не потребовалось много времени, чтобы отыскать гараж. Многократно проклятый мною джип стоял, как ни в чем не бывало, словно поджидал нас.
— Скажи, я не сумасшедшая? — Микаэла с улыбкой покачала головой. — Может, мне это все приснилось? Мы действительно были в ловушке?
— Не приснилось. — Я перевел дыхание. — Боже, как же хорошо дышать свежим воздухом.
Микаэла прислонилась к капоту джипа, обмахивая лицо ладонью.
— Черт, мне жарко в этом джемпере. — Она поднесла к носу рукав. — Проклятый запах…
Джемпер полетел в угол гаража.
Микаэла повернулась и посмотрела на меня. Лунный свет ласкал ее смуглые плечи. Она убрала назад волосы, и я увидел ее груди с темными сосками.
Наши взгляды встретились.
— Грег, докажи мне, что ты человек. — Ее пальцы коснулись моей щеки. — Можешь?
Я стащил свой джемпер.
— Вот мое сердце. Вполне человеческое. — Я взял ее руку и прижал ладонью к своей груди. — Чувствуешь?
— Докажи, что ты человек.
Я обнял ее за плечи и привлек к себе. Ее прохладные груди прижались к моей горячей, как раскаленный металл, коже. Мои губы нашли ее губы, сухие и жадные. Наши языки устремились навстречу друг другу.
Мир, Вселенная, небо и звезды — все перестало существовать, все на какое-то время исчезло. Все взорвалось и слилось в один бесконечный поцелуй. Микаэла гладила меня по спине, а я прижимал ее к себе с такой силой, что она не могла вздохнуть и только шептала:
— Грег, Грег. Докажи это, докажи мне. Ну же.
Я опустил руки и, нащупав пояс ее брюк, рванул их вниз. Она, задыхаясь, стащила с меня мои, и тут же стала целовать мою грудь и живот.
Ее губы спускались все ниже, и, наконец, это случилось. Страсть, разбуженная Микаэлой, вырвалась, подобно раскаленной лаве вулкана, взметнув пламя и разбросав во все стороны искры. То был неодолимый инстинкт, брат-близнец другого, заставлявшего меня убивать. Он взорвался во мне, потряс меня, овладел мной, и я уже не мог остановиться, как не мог остановиться тогда, когда темная, неведомая сила повелевала хватать топор и крушить черепа.
Я поднял ее, развернул — она лишь ахнула от изумления — и посадил на капот джипа. Разметавшиеся волосы закрыли ее лицо, но я видел жадный блеск глаз. Видел, как блеснули зубы за судорожно раскрывшимися лепестками губ. Ее ноги поднялись и обхватили меня. Ее руки вцепились в меня, и я почувствовал, как она напряглась, словно пронзенная острым уколом боли. И потом ее глаза закрылись в ожидании того, что должно было последовать за прелюдией.
Я вошел в нее резким толчком бедер. Затаенное дыхание вырвалось коротким порывом ветерка, коснувшегося моего уха. Она подалась навстречу, шепча какие-то слова, которых я не понимал. Да это и не требовалось. Я знал, чего она хочет. Сжав ее талию, я снова погрузился в нее. Еще глубже.
— О! — Сдавленный вскрик эхом отскочил от стен. — Только не останавливайся. Прошу тебя, только не останавливайся.
Я бы не смог остановиться, если бы даже захотел. Ритм наших тел совпал, и я поймал себя на том, что наблюдаю за ее ртом. Губы стиснуты, как будто все ее силы уходили на то, чтобы еще плотнее прижаться ко мне бедрами. Потом они разомкнулись, раздвинулись в улыбке, явив восхитительные белые зубы. И тут же снова сошлись вместе для поцелуя. Я наблюдал за движениями ее рта с каким-то странным изумлением и любованием. Он постоянно менялся. Дыхание учащалось, и губы темнели и увеличивались. Между ними проскользнул язык, пробежался влево… вправо. И тут же, когда я нанес удар, от которого задрожал весь джип, эти губы затрепетали, сдерживая рвущийся из ее горла крик. Она закусила нижнюю губу, но остановить бурный поток переполнявших ее ощущений уже не могло.
— Еще… пожалуйста… еще. Да!
Плотина рухнула, волна подхватила ее, вознося к вершинам наслаждения. Она замотала головой, и ее волосы хлестнули меня по плечам. Ее крики наполнили мои уши. Тело выгнулось дугой, устремляясь навстречу мне, и я подался навстречу ей, увлекаемый могучей и неподвластной рассудку и воле силой. И тогда атомы моей плоти и костей снова взорвались.
Когда я опомнился, мы сжимали друг друга с такой силой, словно слились в единое существо. И потом еще долго не разжимали объятий, даже не шевелились, но лишь вслушивались в постепенно затихающее дыхание друг друга, словно ждали, когда мир станет самим собой и вернется на привычную орбиту.
43
В лесу перекликались птицы. Их крики разлетались между деревьями и терялись в лесу. Я сидел на заборе, отрешенно вглядываясь в утренний туман, но видел не лес, не сбегающую к гаражу лужайку, а прекрасное тело Микаэлы.
Моя сумка лежала на том самом месте, где я ее оставил, но в ней не было ничего, кроме захваченных из Салливана джинсов и рубашки. Ботинки и кожаная куртка остались в бункере Феникса. Микаэла еще спала. Впервые за долгое время меня посетили мысли о будущем. Чем была наша горячая ночь любви? Что толкнуло нас в объятья друг друга? Пьянящий воздух свободы? Или нечто более глубокое и прочное, что-то, что не заканчивается с рассветом? Я надеялся на последнее. Поверьте, мне вовсе не улыбалось будущее в одиночку.
Сквозь дымку тумана стали пробиваться солнечные лучи. Вскоре я ощутил их тепло на лице и руках и скажу честно, это было прекрасно. Прекрасно увидеть настоящий солнечный свет после заточения в бетонном отеле старины Феникса. Но вслед за чувством облегчения и покоя пришло и неясное беспокойство. Мне вспомнились слова нашего гостеприимного тюремщика-садиста. Он утверждал, что я продукт улья. Что чудовище, которое он кормил и холил, узнало меня. Признало во мне своего.
Ну, нет, Феникс. Ты просто выживший из ума сукин сын. Ты придумал эту сказку, чтобы удержать нас в бункере. Единственная твоя цель — скормить нас улью. Если бы мы остались, то закончили так же, как и все остальные: превратились бы в мешки из кожи и костей. Тварь выпила бы нашу кровь и оставила валяться, как сброшенное с веревки тряпье.
Ублюдок. Извращенец. Убийца. Во мне закипала злость. Он заманивал в бункер людей, давал им кров, одежду и пищу, а потом подсовывал их прожорливому монстру.
Будь у меня под рукой динамит, я бы взорвал это проклятое убежище к чертовой матери.
— Похоже, сегодня утром нам придется самим искать себе завтрак.
Я оглянулся — Микаэла стояла у дверей гаража. Запасной одежды у нее не оказалось, и она надела одну из моих теннисок, которая, как мини-юбка, едва прикрывала ей бедра. Руки сложены на груди, черные волосы рассыпались по плечам…
Микаэла шагнула ко мне и остановилась. Мы оба молчали, не зная, что сказать, и я вдруг подумал: неужели сейчас каждый из нас сделает вид, что ничего не случилось? Неужели все закончится словами о том, что «мы просто друзья», поцелуем в щечку, похлопыванием по плечу? Неужели больше ничего не будет?
Но я не хотел этого. Мы проекрасно подходили друг к другу. Между нами установилась тесная связь. И не только физическая.
— Грег… — произнесла Микаэла таким тоном, будто намеревалась сообщить нечто важное, но тут взгляд ее упал на мои босые ноги. — Тебе нечего надеть?
— Нечего. Те белые сандалии я больше носить не собираюсь.
— Я тоже. Даже в гроб не надену. — Она неловко улыбнулась. — Черт, опять не то сказала. Мы же видели…
— Вчера… — начал я.
— Да?
— Ну… знаешь, мне понравилось, как… В общем, как все было… — Я замялся, подбирая слова, и, разумеется, выбрал не самые лучшие. — Все было естественно.