Резко пахнуло озоном — как после хорошей грозы. К этому запаху примешался куда менее благородный — у дымаря сдали нервы.
— Уберите куда-нибудь этого жалкого вонючку, — приказал я. — Ссоры нам сейчас ни к чему!
— Почему? — спросил Кейгот, пока его воины тащили воющего пленника в сторону, — Почему боги поддерживают чужака? Почему они были глухи к моим просьбам, когда погибал мой народ?
— Когда мы перебьём отряд преследователей до последнего человека, — пообещал я, — ты это поймёшь.
— Когда мы, — Кейгот запнулся на полуслове. — Что?
— Что слышал, — я ухмыльнулся. — Или ты думал, что мы просто будем сидеть за прочными стенами, пока сюда не пригонят несколько сотен всадников с батареей пушек, и не вышибут ворота? Как бы не так!
Если боги хотят кого-то покарать, они сохраняют ему жизнь. Я понял это, когда мог лишь бежать и стискивать зубы в бессильной ярости. Бежать лишь затем, чтобы встретить участь ещё более позорную.
Мои воины выполняли чужой приказ. Женщина, которая могла бы стать моей женой, выбрала чужака. Я победил в одной из тех битв, о которых и годы спустя будут петь у костров, но в этом нет моей заслуги.
Боги, за что вы так смеётесь надо мной? Не я ли щедро приносил вам черепа врагов и трепещущие плоды утробы их женщин?
Если бы не пламя Отца-Неба в глазах Ирги, я бы убил её заносчивого недомерка на месте. Нет, выбил бы ему зубы и употребил вместо женщины! А потом… а потом…
— Кейгот! — окрик Вадима словно резанул меня тупым ножом. — Там над воротами снаружи какая-то балка, посмотри, она сгодится на виселицу?
Что за идиотский вопрос? Он что, вообще не понимал, что это виселица и есть? С каким бы удовольствием я бы вздёрнул его там за ноги, а потом спустил кожу — заживо, пока мухи откладывали вонючие личинки прямо в его мягкую плоть!
— Эй! — Вадим повторил свой вопрос. — Я спрашиваю, эти балки, они сгодятся на виселицу?
— Сгодятся, — ответить как ни в чём ни бывало оказалось непросто. — Ты передумал насчёт казни?
— Почти, — Вадим указал на два тела в углу двора. — Эти наши воины, повесь их там, как обычно делают это дымари, чтобы смотрелись убедительно.
Я не знаю, как я сумел удержаться. Здесь и сейчас, один хороший бросок ножа достал бы поганого недомерка — и прикончил на месте!
— Ты хочешь, — от ярости мне перехватывало голос, — ты хочешь осквернить покой мёртвых? Осквернить их тела после смерти?
— Ирга сказала, что берёт это на себя, — как ни в чём ни бывало сказал чужак. — Договорится, жертву принесёт, или чего там у вас делают в таком случае, я не знаю.
— Убивают, — мрачно сказал я вполголоса. — За святотатство.
— Что? — крикнул Вадим. — Я не расслышал! Что, будут какие-то проблемы?
— Никаких, — я задавил гнев. — Повиснут не хуже дымарей! Но тебе лучше бы не делать их позор напрасным!
— Обмануть врага после смерти? — клянусь богами, чужак смеялся. — Да про них легенды сложат!
Обмануть? Пока что все действия недомерка выглядели сущим безумием. Он приказал снять пушки с башен.
Снять!
И поставить вместо них натёртые угольной пылью жерди с коновязей!
Ружьё недомерка, такое же лживое, как и он сам, умеет стрелять десять раз подряд, но в его ли силах заставить бревно стрелять не хуже пушки?
Сомневаюсь. Но жертвы его безумия послушно спускали пушки во двор на трещащих канатах.
Я смотрел на это и мог лишь в тысячный раз клясться, что когда всё это закончится неудачей — я прорублюсь к недомерку через всех, кто попадётся на моём пути — лишь бы перегрызть его бледное горло и вырвать лживую печень!
В своём безумии чужак оказался последователен, как священные шуты Народа — из тех, кто может пнуть старика и помочиться в чан с брагой.
Южане обрезали косы. Все, от уважаемого торговца и до младших сыновей! Больше того — они растрепали бороды и нацепили одежду наёмников Ленно, тех наёмников, что разорили Долину Курганов, а детей и стариков жгли прямо в хлебных амбарах!
— Клянусь, — я стиснул оголовье меча так сильно, что у меня заболели пальцы. — Я клянусь, что…
— Кейгот, — мою клятву прервала Ирга. — Выслушай меня.
Я даже не услышал, как она подошла ко мне. Из всех женщин, только у неё получалось ходить настолько тихо, что даже лучшие воины могли расслышать её шаги не каждый раз.
— Говори, женщина, — мой голос дрожал от ярости. — Но будь убедительна!
— Мать-Земля приняла наши души, — просто и буднично сказала она. — Совсем как в древних легендах. Вадим чужак, это правда, но я была им, а он — мной пред Матерью-Землёй. Он чужд настолько, что даже я не понимаю его поступков. Но ещё ни один его замысел не причинил зла Народу — и не причинит, пока он верит нам. Я бы не хотела, чтобы твои поспешные суждения и вызванные ими поступки оттолкнули его.