— Ты долго его тащила?
— Долго. Терпеи мы, из Мокошиной Пяди.
Ториру это ни о чем не говорило. Но, порасспросив, понял, что селище ее где-то на границе трех больших племенных союзов находилось — радимичей, голяди и вятичей. Значит, и впрямь немалый путь она проделала.
— Вот что, девка, успокойся. Ты столько для родича своего сделала, что душа его не станет на тебя обиду держать.
А про себя подумал: мне-то она зачем? Что с негаданной попутчицей делать стану? Но раз уж подобрал, не бросать же теперь? И, чтобы как-то успокоить ее, сказал, что едет на капище к волхвам-перунникам и велит там, чтобы погребли ее родича.
Она вздохнула. Сказала, что если он дотемна хочет добраться к капищу, она укажет более короткую дорогу. Варяг подивился:
— Ты ведь терпейка. Откуда местные края знаешь?
— Жила здесь.
Больше они не разговаривали, только порой попутчица указывала, где свернуть.
К капищу они подъехали, когда уже совсем смеркалось. Деревья тут стояли стеной, Ториру пришлось спешиться, вести коня на поводу Капище разглядел по огням, светлевшим за частоколом. Над ним на шестах возвышались голые черепа туров, медведей, человечьи. Варяг направился прямиком к воротам святилища. Громко постучал.
Волхв-привратник вышел, высоко подняв смоляной факел.
— Тебя ли ждем? Слово заветное скажи.
Торир молвил слово негромко, чтобы спутница не расслышала. Она сидела безучастно, а когда служитель осветил ее факелом, даже отвернулась, спрятавшись за разметавшимися волосами.
— Зачем привез ее? — спросил волхв. — На алтарь, в жертву?
— А вы, погляжу, уже и баб стали перед Громовержцем класть?
— Всяко бывало.
— Не дело это. А на девку не гляди. Она моя добыча. Вели ее лучше пристроить. Да чтоб в бане пропарили, а то ей и захворать недолго. — Понимал ли его заботу волхв, Ториру было безразлично. Но волхвы вообще-то народ понятливый, кого попало в служители не берут.
Люди часто на службу в капище просятся, но не всех принимают, а если выберут кого — срок испытательный установят. Не выдержишь — прочь, поди. Но куда чаще волхвы сами служителей подбирают из люда, присматриваются, кто каким даром наделен. Но отбор суров, потому-то волхвы обычно люди особые и одаренные.
Торир вновь отметил это, когда в доме ведовском служители с ним речь держали. Спрашивать сами не спешили, все больше слушали, что им посланец скажет. Но по их взглядам Торир угадывал одобрение. Да и как они могли не одобрить, если посланец предлагал им объединение всех служителей Громовержца. Пока племенные волхвы все в стороне друг от дружки держались, но понимали — в единений сила. А то, что посланец от волхвов новгородских прибыл, им льстило. Нигде такой власти перунники не имели, как в новгородской земле. Здесь же над Громовержцем большую силу древний бог Род забрал. Вот и выходило, что на севере перунники главенствовали, а здесь — те, кто Роду служит. В Киеве же и вовсе Змей-Велес[39] главным был. Хотя еще не забылось, как некогда и на Горах киевских Перуна почитали. Пока Аскольд с Диром его в леса не согнали, а главное капище Велесу отдали. А для перунников нет хуже, чем волхвам Белеса путь уступать. Всем известно, что эти два бога — Перун-Громовержец и Белес, «скотий бог», — извечные соперники. Так и жрецы их соперничали между собой. И то, что предлагал пришелец — помочь свергнуть тех, кто Белеса возвеличил, — было им любо.
Для себя Торир отметил, что волхвы интересовались не столько князем Рюриком, сколько его воеводой Олегом. Правда ли, что Олег сам из волхвов? И что будет, когда хворый Рюрик власть оставит? Не займет ли его место в княжьем доме воевода-волхв Олег Вещий? Князь, почитающий Перуна, был бы им весьма по сердцу.
— Не о том речь ведете, боговы люди, — ответил Торир. — У Рюрика сын есть — Игорь. Он и наследник в Новгороде. А если Олегом интересуетесь, если хотите, чтобы князь-перунник в Киеве сел, надо поначалу сделать все, чтобы поклонников Велеса, Аскольда и Дира, сгубить.
Один из волхвов, перебирая нагрудные амулеты, проворчал;
— Их не так-то просто сгубить. Вон, какую силу у полян взяли. К тому же Дир Киевский — воин. Последнее время он богатые требы Перуну стал возносить.
Торир напрягся. Это было неожиданно и неприятно.
— А кто все же верховный глава в Киеве — Аскольд или Дир?
Волхвы лишь вздыхали. Известно — Аскольд. Правят братья-варяги на хазарский манер: Аскольд вроде кагана на престоле сидит, а Дир при нем как шад — тот, кто в походы ходит и войны ведет.
— А у Аскольда, после того как болгары зарубили сына, нет более наследников, — говорил все тот же старый волхв с амулетами. — У Дира же и жены, и сыновья имеются. Ему после Аскольда и Киев достанется. А там глядишь…
— А если нет? — перебивал другой, хоть и более молодой, но с золотым изображением сдвоенной молнии на груди — значит, был главнее. — Дир и Аскольд всегда на богатых волхвов Велеса опирались. А вот Олег — тот хоть и варяг, а нашего Перуна верховным богом признал. Так что мы теряем, если пособим ему?
Торир решил, что больше не станет давить на волхвов. Сами должны разобраться, это их воля. Потому, сославшись на усталость, решил их оставить. Правда, сказал перед уходом:
— Вы тут обсудите, но имейте в виду не вы, так иные племена помочь захотят. Даже у древлян Перуна-Громовержца почитают.
— А ты и к древлянам пойдешь? — ахнул кто-то.
Древлян боялись все. Торир видел, как изменились лица волхвов. Понимали: если этот чужак с древлянами сговорится, большую силу получить сможет.
Торир чуть усмехнулся.
— Пойду. А вы мне проводника дадите.
Посланцу волхвы обязаны помогать. Но при условии, что он не наследил и не привел за собой погоню. Ибо им следует хранить тайну своих связей.
Пока же младший из волхвов повел гостя на постой. Отвел к небольшому селищу близ святилища. Возле капищ часто располагаются такие поселения мирян. Они обычно обслуживают перунников, следят за их хозяйством. Здесь же и гости волхвов останавливаются.
Провожатый Торира постучал у самой большой избы. Гостя здесь ждали. Хозяин накормил варяга, даже в баньку зазывал — после его спутницы она еще не остыла. Но Торир отказался. Не далее как сегодня утром он парился в княжьей бане в Елань-граде, а ныне просто хотелось остаться одному, поразмыслить кое о чем. Но побыть одному в избе селян-огнищан непросто. Изба хоть и просторная, но живут здесь скопом, привычки уединяться не имеют. Стариков тут кладут поближе к огню, к теплу, хозяин с хозяйкой на полатях за занавеской располагаются, старшие, уже женатые, дети по лавкам, остальные же — молодежь, отроки — прямо на полу, сенца подстелив, шкуры раскатав. Приходилось переступать через спящих.