Генри неодобрительно покачал головой, но все же еще раз стиснул ее, прежде чем отступить и скрестить руки на груди.
– И?.. – протянул он.
– Что «и?..» – Элис улыбнулась и проговорила: – Все получилось, Генри. Шахта наша.
Она видела, что брат сдерживает торжествующий вопль. Но не улыбнуться он не мог. Поразительно, как Генри походил на мать, когда вот так улыбался. Грусть сжала ее сердце. Если бы только родители дожили до этого дня!
– Ради всего святого, Генри! – воскликнула Сара. – Взгляни на нее! Она сейчас упадет от усталости! Садись, дорогая. Генри даст тебе чаю. А потом расскажешь, как все было.
У Элис едва хватило сил поблагодарить. Она почти свалилась на стул. Как можно чувствовать себя такой легкой – и такой отяжелевшей одновременно?
Генри гремел чем-то у плиты, спрашивая, где чайник и осталось ли печенье. Пока он хлопотал, Сара подвинулась поближе к Элис.
– Значит, шахта принадлежит нам?
– Да.
– А Плимут… Он опасный?
– Меня ни разу не убили.
Сара хмыкнула и оценивающе оглядела Элис.
– Это было, верно? С Саймоном…
– Ах, Сара!.. – воскликнула Элис.
А невестка улыбнулась и тихо сказала:
– Генри не видит, потому что он мужчина. А мужчины… Они добросердечные, но лишены наблюдательности полевки. Стоило мне увидеть тебя, как я поняла. – Сара покосилась на мужа, все еще занятого приготовлением чая, потом вновь заговорила: – Вы ведь переспали, верно?
Смысла лгать не было, да Элис и не хотела. Сара была почти сестрой, то есть женщиной, которой можно было доверять секреты.
– Да, верно. – Она кивнула, ожидая осуждения.
Молодые незамужние женщины не спят с мужчинами, которые на них не женятся, а было ясно, что они с Саймоном не планировали свадьбу. Да и местный священник не раз предостерегал прихожан против подобных опасностей. Но был грех еще страшнее – родить ребенка вне брака. Девушки, имевшие несчастье забеременеть, не могли потом выйти замуж, и за ними и их детьми всю жизнь тянулся шлейф позора. Саймон, к счастью, был осторожен, оберегал ее.
Но что же скажет Сара? И не вобьет ли это ее признание клин между ними? Сара имела полное право выкинуть ее на улицу, потому что она хозяйка в этом доме.
– И что же? – спросила Сара.
Элис нахмурилась.
– Ты о чем?
Сара бросила на Генри еще один взгляд украдкой.
– Ну, как это было? У него прекрасные манеры, но вид такой, словно он любит командовать. И у него чудесные руки…
– Ах, Сара!.. – Такого Элис от своей добродетельной невестки не ожидала. – Ты ведь замужем! И беременна!
– Но не мертвая же, – усмехнулась Сара.
Элис закрыла лицо ладонями.
– Боже, я не могу обсуждать это с тобой.
– Настолько хорош? – снова усмехнулась Сара. – Я так и думала. Господи, как мне этого не хватает. С тех пор как у меня стал расти живот, Генри до меня не дотрагивается.
Теперь Элис зажала руками уши.
– Сара! Ради всего святого, остановись.
– У вас все хорошо? – спросил Генри.
– Великолепно, – заверила мужа Сара. – Элис рассказывает мне про Плимут. Какие шикарные шляпы носят там леди!..
Генри, явно не интересовавшийся шляпами, продолжал заваривать чай. Когда он отвернулся, Сара осторожно отняла ее руки от ушей.
– Скажи, Элис, он не заставлял тебя силой? Не сделал тебе больно?
– Нет, господи, нет! Саймон был… – Она тяжело вздохнула. Сердце же ее болезненно сжалось.
Взгляд Сары смягчился.
– Тогда я очень рада за тебя. Первый раз не всегда бывает так хорошо.
– Сразу и не было хорошо. Но потом стало лучше. Гораздо лучше.
Сара прижала пальцы к губам, заглушая смешок.
– Ты коварная особа… Но… Надеюсь, вы были осторожны.
– Да. Ребенка не будет.
Взгляд невестки еще больше потеплел, отчего Элис внезапно стало не по себе.
– А ты защитила себя там? – Она ткнула пальцем в центр груди Элис.
– Не было никаких обещаний, – со вздохом ответила Элис. – Пока что это все.
Сара прищурилась.
– И ты вполне счастлива?
– Не говори так. Но это все равно не продлилось бы долго. – Элис пожала плечами. – Все уже кончено.
Так будет лучше. И болеть будет меньше, если она станет думать об этом как о чем-то прошедшем. Саймон все еще в Тревине, но на самом деле уже уехал. Она должна постоянно повторять это себе.
– У меня был дядя со стороны матери, – внезапно оживилась Сара. – Горький пьяница дядя Флетчер. Но и поэт – тоже. Так вот, он однажды сказал слова, которые я запомнила на всю жизнь.
– Что он сказал?
– «Сара, девочка моя, мы можем приказать нашим сердцам во что-то верить, но наглые маленькие ублюдки не будут слушать никого, кроме самих себя».