Доктор прервал связь. Бен перезвонил опять, но услышал стандартный ответ робота: «Абонент временно прервал связь. Можете записать сообщение…»
Глупо было ожидать от Нельсона помощи. Но где одна глупость — там и другая: Кэкстон позвонил в Верховный Совет и потребовал к телефону Генерального Секретаря.
Кэкстон был опытной ищейкой и знал: для того, чтобы раскрыть тайну, иногда достаточно привязаться к большому человеку и надоесть ему. Конечно, опасно дергать тигра за хвост — Бен, как никто, был знаком с психологией сильных мира сего — но и он чувствовал в себе силы.
Единственное, о чем забыл Бен — что звонить следовало не из такси, а из какого-нибудь общественного места.
Кэкстон перебрал с полдесятка мелких чиновников, все больше распаляясь от разговора к разговору, когда заметил, что его такси изменило курс.
Он спохватился, но было поздно, такси не повиновалось. Кэкстон с горечью понял, что попался — и как позорно! Его запеленговали и перехватили управление роботом-пилотом на приоритетной политической частоте. Взяли без лишнего шума.
Кэкстон попытался позвонить своему адвокату, но не успел этого сделать: такси приземлилось во внутреннем дворе какого-то дома, и сигнал не смог пробиться сквозь стену. Бен попытался выйти из машины, но дверца не открывалась. И тут он с удивлением почувствовал, что теряет сознание…
Глава 8
Джилл подумала, что Бен пошел по другому следу, а сообщить об этом ей не счел нужным, но сразу же отогнала эту мысль. Своими успехами Бен был обязан скрупулезным вниманием к людям. Он помнил дни рождения всех своих знакомых и скорее бы не отдал карточный долг, чем не ответил на открытку, где его благодарят за гостеприимство. Куда бы он ни отправился, каким бы срочным ни было дело, Бен обязательно выкроил бы минутку, чтобы написать записку.
Он должен был оставить ей весточку! Джилл позвонила Бену на работу и попала на его референта, Осберта Килгаллена, который сказал, что Бен ничего ей не передавал и с тех пор, как она звонила в первый раз, не появлялся и не звонил.
— Он не говорил, когда вернется?
— Нет, но он оставил указания, чем заполнить колонку. У нас всегда есть материал для такого случая.
— Значит, он звонил?
— Нет, он прислал письмо по статопринту из Филадельфии — из Паоли Флэта. Джилл пришлось удовольствоваться этим. Она отправилась в столовую для сестер и долго ковыряла вилкой в тарелке, не видя, что ест. «Все должно быть в порядке, — успокаивала она себя. — Неужели я влюбилась в этого?…»
— Бордмэн! Проснитесь!
Джилл очнулась и увидела Молли Уилрайт, диетолога.
— Простите.
— Я спрашиваю, с каких пор у вас на этаже стали класть в палаты-люкс больных, за которых платят благотворительные организации?
— Что вы?!
— Палата К-12 на вашем этаже?
— К-12? Там лежит богатая старуха, такая богатая, что дежурный врач прислушивается к каждому ее вздоху.
— Хм. Наверное, она вчера получила наследство. До этого она полтора года лежала в приюте для престарелых.
— Это какая-то ошибка.
— Не знаю. У меня на кухне ошибок не бывает. А диета — ничего себе! Вагон еды, королевский выбор блюд; и лекарства приказано давать не в чистом виде, а подмешивать в пищу. Поверьте, дорогая, диета может быть такой же уникальной, как отпечатки пальцев. — Мисс Уилрайт встала. — Ну, ладно, я побежала.
— Чего хотела от тебя Молли? — спросила у Джилл другая сестра.
— Не знаю. Она что-то перепутала в предписаниях.
Джилл пришло в голову, что Человека с Марса можно найти по диете. Правда, в Медицинском Центре несколько кухонь, и чтобы их все проверить, нужна по крайней мере неделя. Во время морских войн Центр работал как флотский госпиталь и уже тогда был огромным. Потом его расширили и перевели в подчинение Министерства здравоохранения, образования и социального обеспечения. Теперь Центр принадлежал Федерации и представлял собой целый город.
Настораживала история с миссис Банкерсон. Центр принимал любых пациентов: частных, правительственных, состоящих на обеспечении благотворительных организаций. Этаж Джилл был отведен для правительственных больных, там лечились сенаторы Федерации и другие высокие чины. Странно, что в палату К-12 положили частного больного. Может быть, в отделении для частных больных не хватило места?
Долго думать об этом было некогда: на Джилл навалилась масса работы. Понадобилась складная кровать. Можно было позвонить на склад, но он находился в подвале, чуть ли не за четверть мили от Джилл, а кровать была срочно нужна. Тут Джилл вспомнила, что такая кровать стоит в дежурке при палате К-12, на ней еще сидели часовые, и Джилл их прогнала. Наверное, кровать вынесли в дежурку, когда в палате поставили гидравлическую. Если кровать из дежурки еще не отправили на склад, то ее можно взять.
Дверь дежурки была заперта и не открывалась ключом. Джилл подумала, что надо сказать об этом слесарю, и направилась в комнату врача, чтобы справиться насчет кровати у него. Врач оказался знакомым, — мистер Браш. Он не был ни стажером, ни врачом, живущим при больнице. Его, по его же собственным словам, пригласил доктор Гарнер специально для ухода за миссис Банкерсон. Браш обрадовался, увидев Джилл:
— А, мисс Бордмэн! Вы-то мне и нужны.
— Что же вы не позвонили? Как ваша больная?
— Больная в порядке. У меня проблемы.
— Что случилось?
— Пустяки, минутное дело. Надеюсь, сестра, вы сможете уделить мне столь незначительное время и никому об этом не рассказывать?
— Хорошо. Только позвольте мне позвонить помощнице и предупредить ее.
— Нет, — поспешно возразил он. — Я выйду, вы закроете за мной дверь и не будете открывать, пока я не вернусь и не постучу вот так, — он отстучал первые такты популярной песенки.
— Хорошо, сэр — ответила Джилл неуверенно. — Что делать с больной?
— Ничего, ее нельзя беспокоить. Смотрите на экран.
— Где вас найти, если что-нибудь случится? В комнате отдыха врачей?
— В конце коридора, в мужской уборной. Все, я убегаю.
Он ушел, и Джилл заперла дверь. Она посмотрела на экран и на датчики. Женщина спала, ее пульс был четким и ритмичным, дыхание спокойным и ровным. «К чему такое неусыпное наблюдение?» — недоуменно подумала Джилл. Она решила все-таки проверить, стоит ли в дальней комнате складная кровать. Больную Джилл не потревожит — она умеет ходить так, чтобы не будить больных, а что до доктора Браша, то он, как и все врачи, не будет возмущаться тем, о чем не узнает.
Проходя мимо миссис Банкерсон, Джилл убедилась, что та спит. Дверь дежурки была заперта. Джилл открыла ее ключом.
Складная кровать стояла на месте… И тут Джилл заметила, что комната занята. На стуле, с детской книжкой в руках, сидел Человек с Марса.
Смит увидел Джилл, и лицо его озарилось лучезарной улыбкой счастливого ребенка.
У Джилл закружилась голова. Валентайн Смит здесь? Не может быть! Его же перевели, в журнале записано…
Страшная догадка родилась у нее. Подставной «Человек с Марса» на стерео… умирающая старуха, и вместе с ней в палате — еще один человек… ключ, не отпирающий дверь… Через день-другой отсюда выедет каталка, а на ней под простыней — не один труп, а два!
Вслед за этой догадкой пришла еще одна: она рискует. Очень рискует.
Смит неловко встал со стула, протянул к ней руки и сказал:
— Брат мой!
— Здравствуй. Как живешь?
— Я здоров. Мне хорошо, — он сказал еще что-то на непонятом задыхающемся языке, потом поправился, — ты здесь, брат. Тебя не было. Теперь ты снова здесь. Ты — как вода.
Сердце Джилл таяло под лучами улыбки Смита, а кровь в жилах стыла от страха, что ее здесь застигнут. Смит этого не замечал. Он сказал: