— Бог уже позабыл, когда я это делал последний раз.
— Иди-ка отсюда, Людоед, и кончай врать.
— Врать! Да я теперь по твоей милости только и делаю, чти говорю правду, и в том притоне, где я живу, от этого сплошные проблемы. — Дюк вышел.
Майк поднял свой стакан.
— Разделим воду, отец.
— Пей до дна, сынок.
— Ты есть Бог.
— Майк, я уже наслушался этого от остальных. Уж ты-то этого мне не говори. Я ведь знал тебя «еще яйцом».
— О'кей, Джубал.
— Вот так-то лучше. Когда это ты научился пить по утрам? Если начинать это в таком возрасте, быстро наживешь язву желудка. И никогда не будешь таким счастливым пьянчужкой, как я.
Майк поглядел на стакан.
— Я пью только чтобы разделить воду. На меня это не оказывает никакого действия, да и на любого из нас, если только мы сами не захотим. Однажды я позволил эффекту проявить себя раньше, чем смог с ним справиться. Странное это ощущение. Я грокнул, что в нем мало хорошего. Просто способ рассоединиться на время, не рассоединяясь по-настоящему. Я могу добиться того же эффекта, даже лучшего и безо всяких последствий, которые потом приходится исправлять с помощью транса.
— Экономично.
— Ага. На спиртное мы практически не тратимся. Фактически, вести весь наш Храм стоит гораздо дешевле, чем тебе вести твой дом. Кроме первоначального вложения и замены в интерьере мы тратились только на кофе и булочки: у нас свои понятия об удовольствии. Нам так мало надо, что мне часто приходится придумывать, куда бы деть поступающие деньги.
— Почему тогда ты собираешь пожертвования?
— Мне приходится это делать, Джубал. Публика не ходит на представление, если за него не надо платить.
— Я это знаю, но удивлен, что и тебе это известно.
— Известно. Я грокаю людей, Джубал. Сначала я стал просто проповедовать. Это не сработало. Мы, люди, должны значительно продвинуться в развитии, прежде чем научимся принимать бесплатные дары и ценить их. Я ничего не даю бесплатно до Шестого Круга. Только тогда они начинают принимать… и это гораздо труднее, чем давать.
— Хм… сынок, возможно, тебе стоит написать книгу по психологии людей.
— Я и пишу. Но на марсианском. У Стинки есть ленты. — Майк с видом сибарита отпил из стакана. — Мы иногда употребляем спиртное. Вроде этого. Немногим из нас — Солу, мне, Свену, некоторым другим — это нравится. Я научился делать так, чтобы эффект был слаб, но продолжителен. Эйфория сближения при этом очень походит на транс, и не надо отключаться. — Он сделал новый глоток. — Этим я сегодня и занимаюсь: позволяю голове слегка кружиться и радуюсь встрече с тобой.
Джубал изучающе посмотрел на него.
— Сынок, что-то не дает тебе покоя.
— Да.
— А ты не хочешь поделиться со мной?
— Да. Отец, мне всегда хорошо с тобой, даже если что-то меня тревожит. Но ты единственный человек, с которым говоришь и знаешь, что он грокнет и не будет поражен. Джил… Джил грокает всегда, но если что-то ранит меня, ее это ранит еще больше. То же самое — Доун и Патти… Да, Патти всегда отведет мою боль, но она делает это, принимая ее на себя. Слишком просто было бы мне принимать боль, деля с остальными то, что я не в силах грокнуть не деля. — Майк задумался. — Необходима исповедь. Католики это знают, и у них есть духовно сильные люди, которые этим занимаются. У фостеритов существует групповая исповедь, они пропускают боль через группу людей, и боль истончается. Я должен ввести исповедь на ранней стадии очищения. Мы практикуем это, но спонтанно, когда пилигрим уже и не нуждается в отпущении. Нам нужны для этого сильные духом люди: «грех» редко связан с реальным злом, но грех это то, что грешник грокает грехом, и когда ты грокаешь с ним, это причиняет боль. Я знаю. — Майк помолчал. — Добро — еще не все, одного добра мало. Это была моя первая ошибка, потому что среди марсиан добро и мудрость — одно и то же. Другое дело мы. Возьмем Джил. Когда я встретил ее, ее понятие добра было превосходно. Тем не менее внутри у нее царил хаос, и я мог повредить ей — и себе, — потому что и во мне царил хаос. И мы не скоро обтесались. Ее бесконечное терпение (вовсе не свойственное всем людям), вот что спасало нас… пока я учился быть человеком, а она училась тому, что знаю я.
Но одного добра никогда не бывает достаточно. Холодная мудрость тоже нужна для добрых поступков. Добро без мудрости всегда порождает зло. — Майк помолчал и абсолютно трезвым голосом сказал: — Вот почему я нуждаюсь в тебе, Отец, так же сильно, как люблю тебя. Я нуждаюсь в твоей мудрости и твоей силе… ибо я должен исповедаться тебе.
Джубал поморщился.
— Ради Бога, Майк, не делай из этого мелодрамы. Расскажи, что гложет тебя, и мы найдем выход.
— Да, Отец.
Однако на этих словах Майк замолчал, и надолго. Наконец Джубал нарушил молчание.
— Ты обвиняешь себя в том, что дал разрушить Храм? Я не виню тебя за это. Сам-то ты не сломлен, ты построишь новый Храм.
— Нет-нет, это меня ни капли не заботит!
— Почему?
— Этот Храм был дневником с исписанными страницами. Время начинать новый дневник, а не писать по старым записям. Огонь не может уничтожить знания… и с точки зрения практической политики, такие эффектные гонения в конечном итоге идут только на пользу. Церкви процветают на мученичествах и преследованиях. Это для них лучшая реклама. Фактически, Джубал, последняя пара дней была радостной отдушиной в привычной рутине. Не нанесено никакого ущерба. — Выражение его лица изменилось. — Отец, недавно выяснилось, что я шпион.
— Что ты хочешь сказать, сынок?
— Для Старших. Я послан сюда шпионить за людьми.
Джубал обдумал услышанное. Потом сказал:
— Майк, я знаю, что ты умнейший человек. Ты обладаешь силами, каких нет во мне и каких я никогда не видывал. Но человек может быть гением и, тем не менее, в чем-то заблуждаться.
— Я знаю. Дай мне объяснить и тогда решай, свихнулся я или нет. Ты знаешь, как действуют разведывательные спутники, которые используют Силы Обороны?
— Нет.
— Я не имею в виду технические подробности, которые интересуют Дюка, я имею в виду общую схему. Они кружат вокруг Земли, собирая данные и накапливая их в памяти. Потом, в определенной точке, по команде срабатывает реле, и телепередатчик транслирует все, что увидел. Именно так поступили и со мной. Ты ведь знаешь, что мы, члены Гнезда, используем то, что называют телепатией.
— Мне пришлось в это поверить.
— Это так и есть. Но разговор всегда идет tête-a-tête, и никому в голову не приходит читать чужие мысли без разрешения. Я вообще не уверен, что мы это можем. Даже прошлой ночью связь шла через мозг Доун, а не через твой.
— Что ж, это, пожалуй, удобно.
— В этом искусстве я «только яйцо». Старшие — истинные мастера. Они связались со мной, не поставив в известность, попросту проигнорировав меня, и помимо моей воли все, что я видел, слышал, чувствовал и грокал, пошло на Марс. Я не хочу сказать, что они все это стерли из моей памяти, они прокрутили ленту и, так сказать, сделали копию. Но момент, когда это началось, я почувствовал. Однако все кончилось раньше, чем я смог воспрепятствовать этому. Затем они отключили связь. Я не мог даже протестовать.
— Хм… На мой взгляд, они поступили с тобой подло.
— Но не по их меркам. И я не стал бы отказываться… Я с радостью сделал бы это добровольно… знай я об этом до того, как покинул Марс. Но они не хотели, чтобы я знал. Они хотели, чтобы я грокал и чтобы ничто мне не мешало.
— Должен добавить, — сказал Джубал, — что если теперь тебе не грозит это чертово вторжение в мозг, то это только хорошо. Это все равно, как если бы все эти два с половиной года рядом с тобой постоянно торчал марсианин и глазел на тебя. Какой от этого вред?
Майк серьезно поглядел на него.
— Джубал, выслушай одну историю. Выслушай внимательно. — Майк рассказал ему о разрушении пятой от Солнца планеты, чьи обломки были теперь астероидами. — Что ты на это скажешь?
— Напоминает предание о потопе.
— Нет, Джубал. Про потоп ты не можешь сказать наверняка, был он или нет. А что ты скажешь о разрушении Помпеи и Геркуланума?