– Он преувеличивает, Джабл. Я где-то на шестом месте.
– Не подслушивай, моя красавица, – нежно одернул ее Сэм, – у нас мужской разговор. Переключи внимание на Ларри! – И запустил в нее булочкой.
Она остановила булочку в верхней точке траектории и вернула назад.
– Так и быть, займусь Ларри. Этот грубиян никогда не дает договорить.
Я довольна шестым местом. Ведь раньше я не попадала и в первую двадцатку. – Дело в том, что мы стали единомышленниками, – продолжал Сэм. – Мы сблизились друг с другом, сближаясь с другими. Теперь мы все друг другу партнеры. И обмен партнерами перестал быть болезненным. Каждый понимает, что он не теряет ничего, а обретает все. Отношения «разошедшихся» супругов могут стать еще теплее, чем были в супружестве. Больше того, партнеры – не обязательно мужчина и женщина. Взять хотя бы Джилл и Дон: работают, как дуэт акробатов. – Я думал, что они – жены Майка.
– Не более, чем другие женщины, и не более, чем жены других мужчин. С большим правом женой Майка можно назвать лишь Пэтти, хотя и она, и Майк так заняты, что не успевают вступить в физический контакт, а ограничиваются лишь духовным.
– Зря ты так думаешь, Сэм, – сказала Пэтти, сидевшая еще дальше, чем Рут.
– Единственным недостатком наших отношений является то, что человеку не дают спокойно посплетничать, – посетовал Сэм.
Тут в него полетели разные предметы. Сэм, не делая ни одного движения, отбил все, кроме тарелки спагетти, которая шлепнулась ему прямо в лицо. Джабл заметил, что ее метнула Доркас.
Несколько секунд Сэм был похож на жертву кораблекрушения, потом все следы катастрофы исчезли, даже капля соуса, упавшая на рубашку Харшоу.
– Тони, не давай ей больше. Пусть ходит голодная, в следующий раз не будет расшвыривать.
– Ладно, не последние, – ответил Тони. – А тебе к лицу спагетти, Сэм. Как соус?
Тарелка Доркас отправилась на кухню и вернулась уже наполненной. – Вкусный, – признался Сэм. – Я съел то, что попало в рот. Что ты туда добавил?
– Кровь полисмена, – ответил Тони.
Никто не засмеялся. Сначала Харшоу подумал, что шутка получилась неудачной, но потом вспомнил, что его братья часто улыбаются, но редко смеются, а полисмен, по марсианским понятиям, ничем не хуже другой еды. И все-таки это была шутка: у соуса был не свиной привкус, а говяжий.
Харшоу решил сменить тему.
– Больше всего в нашей религии мне нравится…
– В религии? – удивился Сэм.
– Назовем это церковью, если хотите.
– Да, – согласился Сэм, – наше гнездо выполняет все функции церкви, а наши убеждения совпадают с положениями многих религий. Я перебиваю, потому что хочу полной ясности. Раньше я был убежденный атеист, теперь проповедник, но не могу однозначно сказать, кто я по убеждениям.
– Вы говорили, что вы иудей.
– Да, из древнего левитского рода; решил для разнообразия стать атеистом. А Саул и Рут – истинно верующие евреи, можете поговорить с Саулом и убедиться в непоколебимости его веры. Рут также осталась приверженцем иудаизма. Здесь она активистка, потому что думает, в отличие от меня, не головой, а чревом.
– Мне нравится ваша дисциплина, – продолжил Джабл. – Вера, в которой я был воспитан, не требовала от человека каких-либо знаний. Веруй, исповедуйся, и будешь спасен. Можешь оставаться последним дураком, не способным сосчитать собственных овец, но будешь избранником Божиим с полной гарантией вечного блаженства только потому, что обращен в веру. Можешь даже не читать Библию, хватит того, что ты обращен. У вас же мне нравится то, что вы не признаете такого обращения.
– Верно.
– Вы принимаете лишь тех, кто хочет постичь вашу дисциплину и готов для этого работать.
– Иначе нельзя, – пояснил Сэм. – Нашу Истину нельзя познать, не думая по-марсиански и не соблюдая марсианскую дисциплину. Думая и поступая по-земному, не сможешь жить без войны, не ублажишь как следует жену – и не поймешь себя самого. Счастье живет по тем же законам, что и человек. Этого не объяснишь по-английски. Наши слова либо двусмысленны, либо пусты. Марсианские слова – четкие инструкции всему живому. Я не говорил, что у меня был рак, когда я пришел сюда?
– Нет.
– Я этого сам не знал. Майк обнаружил и послал меня на рентген. Его диагноз подтвердился, и мы приступили к лечению верой. Произошло чудо, которое медицина называет «спонтанной ремиссией». А по-марсиански это слышится как «мне хорошо».
Джабл кивнул.
– Бывает, что рак проходит, а врачи не знают, почему.
– Я знаю, почему прошел мой. К тому времени я уже мог потихоньку управлять своим организмом. С помощью Майка я изгнал свой рак. Теперь я смог бы сделать это самостоятельно. Хотите, остановлю сердце?
– Спасибо, не нужно. Я видел, как это делает Майк. Мой уважаемый коллега Нельсон не сидел бы с вами за одним столом, если бы то, о чем вы говорите, было результатом веры. Это волевое управление. Я вникаю.
– Простите… Майк предупреждал.
– Ну, он несколько преувеличил.
Сэм покачал головой.
– Я беседовал с вами специально, чтобы проверить его оценку, и вижу, что она верна. Вы действительно во все вникаете. Я представляю, в какие глубины Истины вы проникли бы, если бы знали язык.
– Я ничего не достиг бы: я старый человек, израсходовавший все свои возможности.
– Позвольте с вами не согласиться. Всем первозванным, чтобы чего-то добиться, пришлось изучать язык. Тех, кто оставался с нами, мы обучали интенсивным методом, вводя в транс и накачивая информацией. А вам это не нужно. Разве что вы захотите убрать с лица спагетти, не пользуясь полотенцем, но я вникаю, что вас такие детали не интересуют.
– Почему? Можно было бы попробовать, чтобы знать, каково это.
Тем временем почти все вышли из-за стола. За спиной Сэма встала Рут. – Вы собираетесь сидеть здесь до утра? Может, вас убрать вместе с объедками?
– Пора подниматься, Джабл. Я послушный муж. – Сэм поцеловал жену.
Они задержались у стереовизора.
– Что нового? – поинтересовался Сэм.
– Прокурор округа сказал, что все бедствия – наших рук дело, но признался, что не знает, как мы это делаем.
– Бедняга! Укусил палку, которой его ударили, а теперь у него болят зубы.
Сэм и Джабл отыскали пустую комнату.
– Я говорил, – Сэм вернулся к прерванной беседе, – что мы неминуемо столкнемся с более серьезными неприятностями, чем те, которые мы уже пережили. Нам предстоит немало поработать, чтобы общественное мнение примирилось с нами. Но Майк не торопится. Мы основали Вселенскую церковь – ее закрыли. Мы переберемся в другое место и организуем Церковь Единой веры. Закроют – опять переберемся и откроем Церковь Великой Пирамиды. Сразу же прибегут жирные разряженные дамы. Многие из них вскоре похудеют и сбросят наряды. Когда мы увидим, что местная адвокатская коллегия, медицинское общество или полиция собираются схватить нас за хвост и там – поедем куда-нибудь еще и организуем Общество Братьев-баптистов. Везде будут оставаться наши последователи. Майк начинал два года назад с тремя помощницами. Теперь у нас большое Гнездо и еще больше сочувствующих, которых мы сможем привлечь в нужный момент. Когда-нибудь мы станем настолько сильными, что нас перестанут преследовать.