Да, у этой женщины даже Джилл может поучиться. Как это Энн сказала? «Вкладывает душу в поцелуй».
– Ван, я знал, что встречу вас здесь.
– Должен же человек, который по три раза в год летает на Марс, знать язык местного населения?
– Чтобы спросить, который час и как пройти в аптеку?
– Не только, – ван Тромп протянул руку, на ладонь вспорхнул тост. – Приятного аппетита!
– Спасибо.
– Джабл, суп готов! – позвала мадам Александра Везан.
Харшоу сел на свое место, Бекки подвинула к нему тарелку, примостилась рядом и похлопала его по колену.
– Ты вчера неплохо поработал, дружище!
– Ступай к своим гороскопам, женщина!
– Кстати, о гороскопах. Мне нужна точная дата твоего рождения.
– Я ее не знаю. Меня рожали три дня: вытаскивали частями.
Бекки сказала грубое слово.
– Подумаешь, сама выясню.
– Не выйдет: мэрия со всеми документами сгорела, когда мне было три года.
– Спорим, выясню?
– Не дразни: рассержусь и отшлепаю. Благо, ты еще не старая.
– Правда? Хорошо выгляжу?
– Немного раздобрела, но вполне прилично. Волосы подкрасила?
– Нет, почти год не крашусь. Оставайся с нами, и твоя лысина зарастет.
– Бекки, я не хочу молодеть. Так трудно было заработать старость, что жаль с нею расставаться. Не отвлекай меня всякими глупостями, дай поесть. – Слушаюсь, сэр. Старый сатир!
Выходя из кухни, Джабл столкнулся с Человеком с Марса.
– Отец! Джабл! – Майк обнял его и поцеловал.
Джабл осторожно высвободился.
– Будь мужчиной, сынок. Садись завтракать, а я с тобой посижу.
– Я пришел не за завтраком, а за тобой. Нужно поговорить.
– Пойдем.
Они отправились в гостиную; Майк, как ребенок, тащил Джабла за руку.
Он поставил Харшоу стул, а сам расположился рядом на кушетке. Окна гостиной выходили на посадочную площадку, на которую Тим вчера привез Харшоу. Джаблу мешал свет, и он решил отвернуться от окна. Стул повернулся сам. Какая экономия труда и денег, подумал Харшоу. И все же он не привык, чтобы дистанционное управление предметами осуществлялось без посредства проводов или радиоволн, и ему было немного не по себе, как во времена его детства добропорядочным лошадям становилось не по себе при виде автомобиля.
Дюк принес бренди.
– Спасибо, Каннибал, – сказал Майк. – Ты наш новый дворецкий?
– Приходится, Монстр. Ты сам засадил всех за микрофоны.
– Ничего, скоро все освободятся, будешь опять бездельничать. Работа закончена. Шабаш.
– Как? Ты выдал весь язык? Дай посмотрю, сколько у тебя конденсаторов перегорело?
– Что! Конечно, не весь: только то, что я знал. Через сто-двести лет какой-нибудь дотошный Вонючка полетит на Марс за добавкой. Но я неплохо поработал – в какие-нибудь четыре-пять часов уложил шесть недель. Хорошо, – Майк зевнул и потянулся. – Когда заканчиваешь работу, всегда хорошо. Можно немножко побездельничать.
– Да ты через полчаса опять во что-нибудь впряжешься. Босс, это марсианское чудовище не может ни минуты посидеть без дела. Он впервые за два месяца отдыхает. Приезжайте чаще, вы на него хорошо влияете.
– Никогда в жизни ни на кого не влиял и влиять не собираюсь.
– Перестань врать, Каннибал, и уходи.
– Ничего себе врать! Я стал таким честным, что друзья не узнают.
Дюк ушел. Майк поднял стакан.
– У нас общая вода, отец.
– Глубокой воды тебе, сын.
– Ты есть Бог. – Майк, от других я это еще так-сяк выслушиваю. Но ты-то можешь не обзывать меня богом. Я ведь знал тебя, когда ты был еще яйцом.
– О'кей, Джабл.
– Так-то лучше. А с каких пор ты стал пить натощак? Испортишь желудок и никогда не станешь таким счастливым старым пьяницей, как я.
– Я пью ради соблюдения ритуала. Спиртное не оказывает действия, если только я ему не позволю. Однажды напился допьяна. Странное состояние. Нехорошее. Временная дематериализация. Я могу с меньшими потерями добиться того же результата, если уйду в транс.
– Вполне разумно.
– Мы очень мало расходуем на спиртное, да и на все остальное. Гнездо обходилось нам гораздо дешевле, чем тебе твой дом. Мы тратили деньги только на строительство, а потом не знали, куда их девать. Нам очень немногое нужно.
– Зачем же вы собирали пожертвования?
– О, толпа не доверяет бесплатным мероприятиям.
– Я это давно знаю, а ты как додумался?
– Научился на собственных ошибках. Сначала я проповедовал бесплатно.
Не сработало. Человек может принять и оценить подарок, только когда он находится на определенной стадии развития. Я ничего не дарю тем, кто ниже Шестого круга. В Шестом они уже могут принимать. Ты знаешь, что дарить легче, чем принимать.
– Хм… сынок, тебе стоит написать книгу по психологии.
– Я написал, только по-марсиански. У Вонючки есть записи, – Майк сибаритски медленно тянул из стакана. – Иногда мы выпиваем: Саул, Свен, я и еще кое-кто. Если не пить много, получается очень приятно, – он отхлебнул еще. – Ради твоего приезда я позволил себе чуть-чуть расслабиться.
Джабл пристально посмотрел на него.
– Сынок, ты что-то задумал?
– Да.
– Хочешь обсудить?
– Да. Ты единственный, кто меня полностью понимает. Кто во все вникает и ничему не удивляется. Джилл… Она тоже во все вникает, но когда мне больно, ей еще больнее. То же самое – Дон. Пэтти… она всегда меня утешит, но принимает мою боль на себя. Я не вправе высказывать им то, что меня мучит: это причиняет им страдание. Человеку, тем не менее, нужна исповедь. Католики это хорошо понимали и организовали целую армию сильных мужчин для выслушивания исповедей. Фостериты практиковали групповые исповеди, там чувства смешиваются, растворяются друг в друге и ослабевают. Мне тоже стоит ввести исповедь в нижних кругах. В Гнезде мы все рассказываем друг другу, но нам это не так нужно. Для того, чтобы слушать исповеди, необходимы сильные мужчины. Грех – это чаще всего не абсолютное зло; это то, что сам «грешник» ощущает как зло. Когда ты вместе с ним вникаешь в его грех, может стать больно. Я знаю.
Одного добра недостаточно, к нему нужна мудрость. На Марсе добро и мудрость едины. На Земле – нет. Я не сразу это понял – вот моя первая ошибка. Возьмем Джилл. Когда мы встретились, в ее душе было добро… и беспорядок. Потом мы выровнялись, нас спасло ее бесконечное терпение – редкое качество на этой планете.