Они внимательно присмотрелись к отпечатку.
- Это действительно след поцелуя, - с удивлением заметила Джилл, - как будто целовал кто-то с намазанными помадой губами. - А я думала, что это кусочек заката.
- Да, именно так Джордж и задумал. Ибо мы не показываем поцелуй Фостера кому попало, то есть тем, у кого его нет; у меня и в мыслях этого не было до нынешней минуты. Но, - решительно сказала она, - вы оба непременно рано или поздно будете носить такой знак, и, когда придет время, я сама его вам вытатуирую.
- Я не понимаю, Патти, - спросила Джилл, - как он может поцеловать нас? В конце-то концов, он… где-то на небесах?
- Да, милочка, он именно там. Сейчас я все объясню. Любой священник, любая жрица могут дать вам «фостеров поцелуй». Он означает, что Бог в вашем сердце. Бог стал частью вас самих… навеки.
Майк тут же насторожился.
- Ты есть Бог.
- Как, как, Майкл? Ну… я никогда раньше не слышала этих слов, но они чудесно выражают мысль… Бог в тебе и с тобой, и дьяволу ты неподвластен.
- Да, - согласился Майк. - Ты грокк Бога.
Он с радостью подумал, что ближе, чем когда-либо, подошел к выражению марсианской концепции… правда, Джилл теперь непосредственно изучает марсианский вариант, и к ней это придет само собой.
- В общем, ты прав, Майкл. Бог… грокк тебя - и ты обвенчан в светлой любви и вечной радости с его церковью. Священник или жрица целуют тебя, а потом на этом месте делается татуировка, которая сохранит поцелуй навеки. Отпечаток не обязательно так велик, как мой, - он ведь точно повторяет по величине и по форме благословенные уста Фостера - и может находиться в любом месте тела, лишь бы он был скрыт от глаз грешников. Любое местечко, лишь бы не было видно. А показываешь его только тогда, когда приходишь на Сборище Радости вечно спасенных.
- Я слышала о Сборищах Радости, - отозвалась Джилл, - но не знаю ничего о том, что там происходит.
- Ну, - рассудительно сказала миссис Пайвонски, - есть разные Сборища Радости. Те, что для рядовых членов паствы, которые спасены, но могут все же скатиться вновь на стезю греха, очень веселые, вроде настоящих вечеринок, где молитв не очень-то много, и они тоже проходят оживленно, но зато много шума и веселья. Там дозволяется и немножко секса, только следует быть осторожным - с кем и как, ибо не следует сеять семена раздора между братьями. Церковь очень ревностно относится к поддержанию должного порядка - всему свое место и время.
Сборища же Радости для вечно спасенных… там осторожность не нужна, ибо там нет никого, кто мог бы согрешить, - с грехом у них покончено навсегда. Хочешь пить и напиться в стельку - о'кей, такова значит воля Божья, иначе бы ты этого не захотел. Хочешь пасть на колени и молиться, или возвысить свой голос в пенье… или сорвать с себя одежды и пуститься в пляс - на все это воля Божья. Там нет никого, кто способен увидеть в таких делах что-то дурное.
- Похоже, ничего себе вечериночка, - сказала Джилл.
- О да, там всегда прекрасно. И тебя преисполняет райское блаженство. Если ты просыпаешься под утро рядом с кем-нибудь из навечно спасенных братьев, то знаешь, - он оказался здесь потому, что Бог захотел дать тебе благословенную Радость. И у всех них есть поцелуй Фостера - они все твои братья. - Она задумалась, слегка наморщив брови. - Чувствуешь себя, будто ты разделила воду. Понимаете?
- Я грокк тебя, - согласно кивнул Майк.
(- Майк???
- Жди, Джилл, жди полной ясности.)
- Только вы не думайте, - продолжала Патриция серьезно, - что на Сборища Радости внутреннего храма можно пройти лишь потому, что у вас есть такая татуировка. Приглашенные братья и сестры… ну возьмем, к примеру, меня. Как только я узнаю, куда едет наш цирк, я пишу в тамошнюю церковь и посылаю им свои отпечатки пальцев, чтобы они сверили их с досье вечно спасенных, хранящемся в храме архангела Фостера. Оставляю в конторе объявлений свой адрес. Затем отправляюсь - это бывает каждое воскресенье, я никогда не пропускаю Сборищ Радости, даже если Тиму приходится отменить из-за этого финал, - и там меня проверяют. Они рады видеть меня, ведь я - тоже аттракцион, благодаря своим единственным в мире и непревзойденным священным изображениям; частенько весь вечер проходит в том, что я даю людям внимательно рассматривать мои рисунки… и каждая минута такого вечера исполнена для меня непреходящего блаженства. А бывает так, что пастырь просит принести в церковь Хони Буна и изобразить сценку Евы и Змия, для чего, разумеется, нужно, чтоб на все тело был предварительно нанесен макияж. Кто-нибудь из братьев играет роль Адама, нас изгоняют из рая, и пастырь излагает действительный смысл этой истории, а не ту, уже ставшую привычной нам ложь; сцена заканчивается восстановлением нашей благой невинности, а уж потом начинается настоящая вечеринка.