От противного дневного сна Джубала пробудила Мириам.
- Босс, к нам гости.
Поглядев вверх, Джубал увидел готовящееся к посадке такси.
- Ларри, давай винтовку, я поклялся пристрелить любого идиота, который сядет на мои розовые кусты.
- Она садится на траву, босс!
- Пусть сделает еще круг, мы собьем его при следующем заходе.
- Похоже, это Бен Какстон.
- Так оно и есть! Привет, Бен! Что будете пить?
- Ничего не буду, уважаемый специалист по дурному влиянию! Просто мне надо поговорить с вами, Джубал.
- По-моему, вы это уже делаете. Доркас, принеси Бену стакан теплого молочка. Он тяжко болен.
- Только соды поменьше, - внес поправку Бен, - и еще молочную бутылку с тремя «ямочками»[57]. Разговор будет сугубо личный, Джубал.
- Ладно, тогда пошли ко мне в кабинет, хотя если вам удастся хоть что-то утаить от этих девиц, то придется поделиться со мной вашим опытом.
После того как Бен кончил здороваться (в трех случаях антисанитарным методом) с членами семьи, они тихонько скрылись наверху.
Бен вдруг воскликнул:
- Что за чертовщина! Заблудился я что-ли?!
- Просто вы еще не видели нашего нового крыла. Две спальни и еще ванная комната внизу, моя галерея наверху.
- Да у вас тут и без того статуй на целое кладбище!
- Ради Бога, Бен! «Статуи» - это помершие политики. А здесь скульптуры. Будьте добры, говорить о них почтительно, иначе я озверею. Здесь собраны точные копии многих великих скульптур, сотворенных во все времена на нашем мерзком шарике.
- Ну знаете! Эту жуткую уродину я уже видел у вас… но когда вы раздобыли весь остальной металлический балласт?
Джубал обратился к копии «Прекрасной Омиер»:
- Не слушай его, ma petite chere[58], он просто варвар, что он понимает! - Он дотронулся ладонью до ее прекрасной, разрушенной временем щеки, а затем нежно погладил пустую опавшую грудь. - Я-то понимаю, каково тебе… но ждать осталось недолго… потерпи еще немного, моя красавица. - Джубал повернулся к Какстону и сказал деловито: - Бен, вам придется подождать, пока я стану обучать вас тому, как надо любоваться скульптурой. Вы были грубы с этой дамой. Я этого так не оставлю.
Что? Не валяйте дурака, Джубал. Вы сами хамите дамам, причем живым… и, по меньшей мере, раз десять в день!
Джубал крикнул:
- Анни! Наверх! И надень свою тогу!
- Знаете, я бы не стал грубить старухе, которая позировала для этой… Чего я никак не пойму, так это того, что так называемый художник имел наглость изобразить чью-то прабабушку в такой позе… и каким испорченным вкусом надо обладать, чтобы поставить ее в своем доме!
Вошла Анни, одетая в тогу. Джубал сказал:
- Анни, я когда-нибудь был груб с тобой? Или с другими девочками?
- Вы требуете, чтобы я высказала свое мнение?
- Именно так. Ты же не в суде.
- Вы никогда не были грубы с кем-нибудь из нас, Джубал.
- Ты когда-либо слышала, чтобы я нахамил леди?
- Я видела вас преднамеренно грубо разговаривающим с женщинами. Я никогда не видела, чтобы вы хамили леди.
- Еще одно твое мнение. Что ты думаешь об этой бронзе?
Анни взглянула на шедевр Родена и медленно произнесла:
- Когда я впервые увидела ее, мне стало страшно. Но потом я пришла к заключению, что, может быть, это самая прекрасная вещь из всех, когда-либо виденных мной.
- Спасибо. Это все.
Она ушла.
- Будете спорить, Бен?
- Что? Да если я когда-нибудь позволю себе вступить в спор с Анни, значит я совсем ополоумел. И все равно этого я не грокк.
- Внемлите мне, Бен. Увидеть, что девушка хороша, может всякий. Художник же способен взглянуть на хорошенькую девушку и увидеть, какой она будет в старости. Хороший художник способен взглянуть на старуху и понять, какой она была в молодости. Великий художник в состоянии поглядеть на старуху, сделать ее точный портрет… и заставить зрителя почувствовать, какой очаровательной девушкой она когда-то была… Больше того, он может заставить любого человека, даже с чувствами на уровне армадилла[59], ощутить, что прекрасная юная девушка все еще живет, заключенная в эту разрушающуюся плоть. Он сможет передать вам незаметную и бесконечную трагедию того, что нет на свете девушки, которая в душе стала бы старше восемнадцати, безотносительно к тому, что с ней сделало безжалостное время. Взгляните на нее, Бен. Ни мне, ни вам не страшно постареть… но для них старость - синоним ужаса… Взгляните на нее!