Наготу Патриции он в расчет не принял, сочтя, что у татуированной леди могут быть весьма странные предрассудки в отношении одежды, но, войдя в гостиную, они столкнулись с мужчиной, шедшим в направлении ванных комнат и «малых Гнезд», одетым еще легче Патриции, - ему явно не хватало ее змеи и татуировки. Мужчина приветствовал их словами «Ты есть Бог» и пошел дальше. Было в гостиной и еще одно доказательство - женское обнаженное тело, возлежавшее на диване.
Какстон знал, что во многих семьях нагота поощряется (а ведь это и была семья - братья по воде), и все же никак не мог, хотя бы во имя обыкновенной вежливости, распроститься со своим символическим фиговым листком. Ему к тому же мешала уверенность, что стоит ему раздеться, как в комнату войдут чужие, но одетые люди, и тогда он почувствует себя круглым дураком. Господи, а вдруг он, чего доброго, покраснеет?
- А как бы вы поступили на моем месте, Джубал?
Харшоу высоко задрал брови.
- Вы что же думаете, Бен, меня можно шокировать? Вид человеческого тела часто доставляет наслаждение, нередко вызывает грусть, но никогда не имеет значения per se[68]. Майк в своей семье практикует нудизм. Ну и что? Я должен вопить от восторга? Рыдать?
- Будьте вы неладны, Джубал! Вам-то легко изображать из себя олимпийца! Но мне что-то не приходилось видеть вас в обществе без штанов!
- И не увидите. Однако я грокк, что ваше поведение мотивировалось вовсе не стыдливостью: вы страдали от смертельного страха показаться смешным - есть такой невроз с длинным псевдогреческим названием.
- Чушь! Просто я не знал, какое из моих действий тут могут счесть невежливым!
- Сами вы чушь несете, сэр! Вы прекрасно знали, что вежливо, а что - нет! Просто боялись показаться дураком… а еще вернее, опасались естественного чисто мужского рефлекса… Но я грокк, что у Майка были причины для введения такого порядка, - у Майка всегда есть веские причины.
- О да, мне потом Джилл объяснила.
Бен стоял в прихожей, оборотясь к гостиной спиной и придерживая шорты обеими руками. Он убеждал себя, что пришло время очертя голову броситься в холодную воду, когда чьи-то руки обхватили его талию.
- Бен! Дорогой! Какая радость!
А затем Джилл оказалась в его объятиях, ее теплые жадные губы прильнули к его губам… это заставило его порадоваться, что на полный стриптиз он так и не решился.
Джилл уже не была Праматерью Евой, на ней была обычная тога жрицы. Тем не менее Бен был счастлив, ощутив в своих объятиях теплое трепещущее тело девушки.
- Ух ты! - воскликнула она, с трудом отрываясь от его губ. - Как же мне не хватало тебя, чудо ты этакое! Ты есть Бог!
- Ты есть Бог! - отозвался он. - Джилл, а ты стала еще красивее, чем раньше!
- Так оно и есть, - согласилась она, - ты попал в самую точку! А я чуть не завизжала, когда увидела тебя во время финала.
- Финала?
- Джилл имеет в виду, - вмешалась Патриция, - конец служения, где она и Мать Всего Сущего, и Mater Deum Magna. Ребятки, я побежала!
- Никогда не спеши, Патти.
- Я должна бежать, но я не спешу. Бен, мне надо уложить Хони Буна в постельку, сойти вниз и провести урок. Так что поцелуй меня и пожелай мне спокойной ночи. Хорошо?
Бену не оставалось ничего другого, как поцеловать женщину, «одетую» в гигантскую змею. Последнюю он попытался проигнорировать, а с Патти обошелся так, как она того заслуживала.
Пат расцеловалась с Джилл.
- Спокойной ночи, милые! - И не торопясь ушла.
- Бен, ну разве она не прелесть?
- Прелесть, но сначала она меня озадачила.
- Я грокк. Патти потрясает всех - это потому, что она никогда ни в чем не сомневается. У нее все автоматически получается правильно. В этом отношении - она как Майк. Продвинулась Патти дальше нас всех, ей бы давно быть верховной жрицей, но она не хочет, так как татуировка мешает выполнению некоторых обязанностей, например, может отвлечь внимание зрителей. Снять же татуировку она решительно отказывается.
- А как можно снять татуировку? Шкерочным ножом? Это ее убьет.