Еще одна машина сделала попытку сесть на крышу, но тут же исчезла. Джубал даже не стал комментировать это событие.
- И скольких же вы отправили прошлой ночью?
- Что-то около четырехсот пятидесяти, я не считал. Это больной город. Однако на некоторое время он станет исключительно порядочным. Это, конечно, его не излечит полностью, - ибо без учения не может быть излечения. - Майк снова нахмурился. - И именно об этом я хочу с тобой посоветоваться, отец. Я боюсь, что ввел своих братьев в заблуждение.
Они настроены слишком оптимистично. Они видят, что пока события разворачиваются в нашу пользу, знают, что они счастливы, что сильны и здоровы, что глубоко познают мир, что глубоко и искренне любят друг друга. А теперь им кажется, что они грокк, будто требуется всего лишь какое-то время, дабы весь человеческий род достиг такой же благодати. Нет, нет, это наступит не завтра… некоторые из них считают, что на это уйдет тысячи две лет, что даже двух тысяч, возможно, мало для такого огромного дела. И тем не менее они уверены - это сбудется.
И я так думал одно время, Джубал. И заставил их поверить в это. Но я упустил главное: люди - не марсиане.
Я повторял эту ошибку вновь и вновь, каждый раз пытаясь внести поправки и снова ошибаясь. То, что хорошо для марсиан, не обязательно хорошо для людей. О, концептуальная логика, которая может быть выражена лишь на марсианском языке, срабатывает для обоих народов. Логика - неизменна… но исходные данные различны. А потому и результаты получаются разные…
Я не мог понять, почему, например, если люди голодают, никто из них не предлагает себя на заклание добровольно, чтобы напитать остальных… на Марсе такой поступок очевиден и расценивается как наивысшая честь. Я не понимал, почему здесь так ценятся дети - на Марсе наших малышек обеих выкинули бы за дверь - пусть живут как знают, ведь девять нимф из десяти погибают в первый же сезон. Моя логика верна, но я неверно истолковывал исходные данные, - здесь между собой конкурируют не дети, а взрослые. На Марсе среди взрослых нет конкуренции - всех непригодных «выпалывают» еще в детском возрасте. Но так или иначе, конкуренция и «выпалывание» должны иметь место, иначе народ обречен на деградацию.
И прав я был или не прав, пытаясь устранить конкуренцию из жизни людей, я впоследствии стал понимать, что человечество не позволит мне достигнуть цели, несмотря на все мои старания.
В дверь просунул голову Дьюк.
- Майк! Ты знаешь, что происходит снаружи? Вокруг отеля собираются толпы.
- Я знаю, - ответил Майк, - скажи нашим, что ожидание еще не свершилось. - Он повернулся к Джубалу. - «Ты есть Бог» - это не послание надежды и ободрения. Это вызов и бесстрашное, ничем не прикрытое принятие на себя всей полноты личной ответственности. - Теперь Майк был печален. - Я слишком редко и мало внушал им это. Только немногие, преимущественно те, что сейчас с нами, - поняли меня и приняли горечь вместе со сладостью, встали и испили их - и грокк их. Другие же - сотни и тысячи других - или настаивают на том, чтобы рассматривать это как приз, выдаваемый без всяких соревнований, как «обращение», или совсем игнорируют сказанное. Что бы я ни говорил, они стоят на своем - понимают Бога как нечто, находящееся вне их самих. Как нечто, только и ждущее случая прижать любого ленивого кретина к своей груди и утешить его. Мысль о том, что усилие обязательно должно быть совершено ими самими… и что все их беды - это дело их собственных рук, эту мысль они либо не хотят, либо не могут уяснить. - «Человек с Марса» покачал головой. - Мои неудачи настолько перевешивают мой успех, что мне кажется, будто если придет время грокк во всей полноте, то окажется - я стою на ложном пути, и эта раса пребудет всегда раздробленной, ненавидящей друг друга, воюющей, вечно несчастной, вечно в разладе даже с собственным «я»… и она обречена быть такой ради «выпалывания» непригодных, как это положено каждой расе. Скажи мне, отец, неужели это так? Ты должен наставить меня.
- Майк! Какого черта! Ты что же, считаешь меня всезнающим и непогрешимым?
- Может быть, и нет. Но каждый раз, когда мне надо было что-то понять, ты всегда находил объяснение, и если я грокк во всей полноте, то оказывалось, что ты говорил верно.
- Черт побери, но я категорически отказываюсь от подобного обожествления! И я не понимаю одного - ты же всегда убеждал всех во вреде торопливости: ожидание покажет, говорил ты.
- Это так.