- Что ж, если вам ничего больше не нужно, я пойду заниматься своими делами. - И двинулась к дверям.
Он воскликнул:
- Нет!
Джилл остановилась.
- Что?
- Не уходи.
- Но мне и вправду надо бежать. - Она вернулась к постели. - Вы что-нибудь хотите?
Он осмотрел ее с ног до головы.
- Ты… женщина?
Вопрос совершенно ошеломил Джилл Бордмен. Ее первым импульсом было отделаться какой-нибудь шуточкой. Однако серьезное лицо Смита и его странные тревожащие глаза остановили ее. Джилл вдруг поняла, что самое невероятное в этом пациенте подтвердилось, - он действительно никогда не видел женщин. Она ответила, четко выговаривая слова:
- Да, я - женщина.
Смит продолжал рассматривать ее. Джилл вдруг почувствовала себя крайне неловко. Она привыкла, что мужчины заглядываются на нее. Но ведь совсем другое дело, когда тебя рассматривают, как под микроскопом. Затянувшееся молчание она прервала вопросом:
- И что же? Я похожа на женщину, не так ли?
- Не знаю, - медленно выговорил Смит. - А как выглядит женщина? И что делает тебя женщиной?
- Ну и вопросик! - Честно говоря, подобных разговоров Джилл не приходилось вести с мужчинами лет этак с двенадцати. - Уж не хотите ли вы, чтобы я разделась и показала вам?
Смиту понадобилось время, чтобы рассмотреть эти символы и постараться перевести их. Первую группу он не грокк совсем. Возможно, это были символы вежливости, к которым часто прибегают люди… А тем не менее они были произнесены так энергично, как будто знаменовали последнее сообщение перед отключением. Вполне вероятно, что он повел себя глубоко неправильно по отношению к этому женскому существу, и она оказалась почти на грани телесной смерти.
Он, однако, совсем не хотел, чтобы она сейчас умерла, хотя это было ее право, а может быть, и обязанность. Этот резкий переход от водного ритуала к ситуации, когда только что обретенный брат по воде внезапно стремится к разрыву общения или даже к телесной смерти, мог бы повергнуть Смита в панику, если бы он сознательно не подавил ее. Он только решил, что, если оно умрет, ему придется тут же последовать за ним… Он не мог совершить ничего мудрее… раз они разделили воду.
Вторая часть вопроса содержала символы, с которыми он не встречался, но он с некоторой долей неопределенности все же грокк намерение; ему представилось, что кризиса можно избежать, если он согласится с высказанным пожеланием. Возможно, если эта женщина снимет свои одежды, никому из них не придется покинуть телесную оболочку. Он ласково улыбнулся:
- Пожалуйста!
Джилл открыла рот. Потом закрыла его. Потом опять открыла.
- Вот это да, будь я неладна!
Смит грокк эмоциональное возмущение и понял, что его реплика была ошибкой. Он начал уже подготавливать свой мозг к быстрой смерти, с нежностью вспоминая и лаская мысли о том, где был и что видел, и особенно об этой женщине. И вдруг осознал, что она наклонилась к нему, и тут же понял, что женщина вовсе не собирается умирать.
Она смотрела ему прямо в глаза.
- Вы меня поправьте, если я ошиблась, - сказала она, - но мне показалось, будто вы хотите, чтобы я разделась?
Инверсии и абстракции требуют очень точного перевода, но Смит с ними справился.
- Да, - ответил он, надеясь, что ответ не приведет к новому кризису.
- Вот и мне показалось, будто вы так намекнули. Значит, братик, ты вовсе не так уж и болен.
Слово «братик» он рассмотрел первым. Женщина напомнила ему, что они братья по воде. Он запросил помощи своих согнездников, чтобы определить, чего же собственно хочет новый брат.
- Я не болен, - согласился он.
- И хотя, будь я проклята, если знаю, что с вами такое, однако разоблачаться все же не стану. Мне вообще давным-давно пора бежать. - Женщина выпрямилась и шагнула к двери, потом остановилась и оглянулась на Смита с легкой улыбкой. - Но вы можете попросить меня о том же в другой раз, только чуть понастойчивее и, разумеется, при других обстоятельствах. Мне самой интересно, как я тогда поступлю.
Женщина ушла. Смит расслабился и позволил комнате уйти из своего сознания. Он был чрезвычайно доволен тем, что вел себя так, что никому из них не пришлось умереть… Но тут еще было многое, о чем следовало грокк. Последние слова женщины содержали символы совершенно непереводимые и еще другие, которые ему были знакомы, но помещены в такие сочетания, что понять их было трудно. И все же он ощущал случившееся как свою маленькую победу. У него хватило сообразительности повести дело так, что никому из них не пришлось умирать во плоти.