— Действительно, зачем? Я бы на его месте позвонила. Телефон — самый…
— Ты не Бен. У репортера может быть тысяча причин на это. Он мог послать письменное сообщение, чтобы избежать неточностей. Ему могло понадобиться зафиксировать сам факт передачи сообщения или чтобы сообщение пришло не сразу. Килгаллен не нашел в этом ничего странного, он знает специфику профессии. Но дело в том, что письмо отправлено не из Филадельфии.
— Но…
— Не перебивай. Можно передать письмо по телефону, а можно принести на статопринт готовый текст. Когда человек приносит готовый текст, адресат получает его факсимиле. Когда же человек диктует письмо по телефону, его кто-то печатает.
— Ну…
— Что из этого следует?
— Джабл, я так волнуюсь, что ничего не соображаю.
— Не волнуйся: я в этом тоже ничего не соображаю. Но на меня работает человек, который соображает. По фотографии он изготовил копию письма и отправился в Паоли Флэт под именем Осберта Килгаллена. У него респектабельный вид, честное лицо, и он выпытал у служащей такие вещи, какие рассказывают только в суде. То, что она сообщила, отнюдь не радует. Служащие обычно не помнят, кто и что передает. Отстучала — и забыла. Но эта дама — поклонница Бена. Каждый день читает его колонку — просто безобразие… Ближняя!
Появилась мокрая Энн.
— Напомнишь мне, — сказал ей Харшоу, — написать статью о регулярном чтении газет. Идея: большинство неврозов происходит от нездоровой привычки вбирать в себя беды пяти миллиардов чужих людей. Название: «Сплетни без границ». Или нет — «Планета сплетничает».
— Босс, вы нездоровы.
— О, только не я! Проследи, чтобы я написал эту статью в течение следующей недели. Теперь исчезни. Я занят. — Он обернулся к Джиллиан. — Эта дама, услышав имя Бена, затрепетала: она говорит со своим героем. Но тут же разочаровалась: он не заплатил ни за изображение, ни за разговор. Поэтому она запомнила Бена и еще то, что передача письма была оплачена из телефона-автомата в Вашингтоне.
— В Вашингтоне? — повторила Джилл. — Зачем же Бену звонить из…
— Вот именно. Если он стоит в телефонной будке в Вашингтоне, он может связаться с Килгалленом напрямую. Это дешевле и быстрее, чем звонить в Филадельфию, чтобы оттуда отправили письмо назад в Вашингтон. Может быть, Бен боялся, что телефон прослушивается, но надеялся, что статопринт не контролируется. А может, он подозревал, что и статопринт контролируется, и проверял, так ли это. Я не пойму, в чем здесь дело, но боюсь, что если мы продолжим поиски Бена, мы поставим его жизнь под угрозу.
— Джабл, нет!
— Да, — устало сказал Джабл. — Бен ходит по краю пропасти, он сделал на этом карьеру. Сейчас он перешел все границы. Если он исчез по своей воле, не стоит привлекать к этому факту внимание. Килгаллен спокоен. Колонки Бена не пустуют: его статьи выходят каждый день. Я проверял.
— Бен заготавливал материал впрок.
— Или их пишет Килгаллен. В любом случае, официально Бен не пропал.
Он на работе. Может быть, он решил на время выйти из игры, а тебя не предупредил, чтобы не подвергать опасности.
Джилл закрыла лицо руками:
— Джабл, что мне делать?
— Не волноваться. Самое худшее, что ему грозит — это смерть. А она грозит нам всем, не сегодня — так завтра. Спроси у Майка. Ему легче дематериализоваться, чем выслушать упрек. Если я скажу ему, что мы собираемся его зарезать и зажарить на обед, он со слезами на глазах будет благодарить за оказанную честь.
— Знаю, — тихо ответила Джилл, — но не разделяю его взглядов. — Я тоже, — согласился Харшоу, — но начинаю понимать их: это утешительная мысль для пожилого человека. Способность наслаждаться неизбежным — я всю жизнь пытался развить ее в себе. А этот мальчик, который уже имеет право избирать и быть избранным, но не знает, что перед автомобилем нужно посторониться, показал мне, что я… не стал умнее, чем был в детском саду. Ты спрашивала, можно ли оставить у меня Майка. Да я его сам не отпущу, пока не выучусь у него тому, что он знает, а я — нет. Эта самая дематериализация! Она — не фрейдовское желание смерти, ничего похожего на «Самую усталую реку». Это как у Стивенсона: «С радостью живу, с радостью умру». Но Стивенсон жил с радостью, потому, что вкусно обедал, а Майк знает какой-то секрет.
— Я ничего не понимаю, — угрюмо проговорила Джилл. — И волнуюсь за Бена.
— Я тоже. И мне кажется, что он не прячется.
— Вы же только что…
— Прости… Мои люди не ограничились визитом к Килгаллену и в Паоли Флэт. Они узнали, что в четверг утром Бен приходил в медицинский центр с адвокатом и Беспристрастным Свидетелем Джеймсом Оливером Кавендишем — ты знаешь, что это значит?