— Ой! Доброе утро, доктор, — пропела она с деланым удивлением. — А я думала, тут не вы, а доктор Фрейм.
Врач оторвался от изучения показаний приборов, окинул неожиданную гостью оценивающим взглядом и улыбнулся:
— Я его даже и не видел. Меня зовут доктор Браш. Чем могу быть полезен?
Столкнувшись с до боли знакомой мужской реакцией на свою внешность, Джилл позволила себе расслабиться.
— Да мне, собственно, ничего и не надо. Я из чистого любопытства заглянула. Как там наш Человек с Марса?
— А?
— Не бойтесь, доктор, — хитро подмигнула ему Джилл. — Весь персонал об этом знает. Ваш пациент… — Она указала на дверь в палату.
— Как? — На лице врача было полное изумление. — Это что, он здесь лежал?
— А разве сейчас его там нет?
— Да ровно ничего похожего. Миссис Роза Банкерсон, пациентка доктора Гарнера. С утра пораньше поступила.
— Да? А где же Человек с Марса?
— Не имею ни малейшего понятия. Послушайте, сестричка, так это что же, я Валентайна Майкла Смита прозевал?
— Ну да, он был в этой самой палате, еще вчера.
— И доктор Фрейм его наблюдал? Везет же некоторым. А у меня что? Вот, полюбуйтесь.
Словоохотливый врач нажал на кнопку; Джилл увидела на экране водяную кровать, а в ней — крошечную, иссохшую старушку. Похоже, спящую.
— Что с ней такое?
— М-м-м… Знаете, сестра, не будь миссис Банкерсон до неприличия богата, я назвал бы ее болезнь старческим слабоумием, а так — она, может считаться, нуждается в отдыхе и обследовании.
Стоя в дверях, Джилл поболтала еще немного, затем выглянула в коридор и заторопилась, якобы на вызов. Журнал дежурства подтвердил сказанное Брашем:
«В. М. Смит, К-12, — переведен».
Дальше следовало:
«Миссис Роза С. Банкерсон — поступ. К-12 (диетстол назн. д-р Гарнер — заказов не пост. — деж. не отв.).
К счастью, присматривать за богатой старушенцией Джилл не поручили. Она задумалась о Валентайне Майкле Смите. А вот с миссис Банкерсон явно что-то не так, понять бы, что именно… Джилл не стала маяться поиском объяснений и задумалась о том, что волновало ее гораздо больше. Почему Смита перевели не днем, а ночью? Наверное, чтобы избежать лишних свидетелей. И куда же его засунули? В нормальной обстановке Джилл позвонила бы в регистратуру, но сейчас у нее не шли из головы липовая телепередача и устрашающие разговорчики Бена. Лучше не торопиться и послушать, о чем чешут языком другие сестрички.
Но сперва Джилл направилась к телефону-автомату, позвонила Бену в редакцию — и услышала ошеломляющую новость: мистер Какстон на несколько дней уехал из города. С трудом взяв себя в руки, она попросила передать мистеру Какстону, чтобы тот позвонил сразу, как вернется.
Затем Джилл набрала его домашний номер. Бена не было и здесь, пришлось еще раз повторять ту же самую просьбу, на этот раз — автоответчику.
Бен Какстон не тратил времени даром. Он выдал задаток Джеймсу Оливеру Кавендишу. Сошел бы, конечно, и любой другой Честный Свидетель, однако реноме Кавендиша стояло так высоко, что приглашение адвоката превращалось в чистую формальность — престарелый джентльмен неоднократно свидетельствовал перед Верховным Судом Федерации; если верить слухам, в его голове хранились завещания стоимостью во многие миллиарды. Кавендиш обучался полному запоминанию у великого доктора Сэмюэла Реншоу[25], а гипнотическому кодированию — в Исследовательском центре Райна[26]. Его гонорар за день, а точнее — за несколько часов работы намного превышал недельный заработок Бена, однако Бен намеревался представить счет своей газете — в таком ответственном деле смешно скупиться по мелочам.
Сперва Какстон заехал за младшим Фрисби из адвокатской конторы «Биддл, Фрисби, Фрисби, Биддл и Рид» — юридических консультантов издательского синдиката, в который входила и редакция газеты «Пост»; уже вместе они направились к Свидетелю Кавендишу. По дороге Бен рассказал Марку Фрисби о своих намерениях (причем Фрисби заметил, что намерения намерениями, но вот прав у него нет никаких). Говорить приходилось торопливо — правила запрещали обсуждать в присутствии Честного Свидетеля то, что тому предстоит увидеть и услышать. Мистер Кавендиш поджидал их на посадочной площадке своего дома; длинная, сухопарая фигура, облаченная в белую мантию (знак профессиональной принадлежности), чем-то неуловимо напоминала Статую Свободы и почти так же бросалась в глаза.
25
26