— Где это вы были, сестра? Я уже в третий раз стучу. — Его взгляд метнулся к ведущей в палату двери.
— Я увидела, как пациентка перевернулась, — без запинки соврала Джилл. — Нужно было поправить ей подушку.
— Кой черт, я же говорил, чтобы вы сидели тут и никуда не совались!
Видя, что врач напуган до полусмерти — и не без причины, — Джилл перешла в контрнаступление.
— Конечно же, доктор, я сделала вам одолжение, — произнесла она ледяным голосом. — Главная ответственность за пациентку лежит на вас. Однако вы передоверили ее мне, и я была вправе поступать так, как считала необходимым. Если это вызывает какие-то сомнения — хорошо, сходим к заведующему отделением и поговорим.
— Что? Нет, нет, давайте забудем.
— Нет, сэр. Я не люблю, когда мою компетентность ставят под сомнение. Как вам известно, старая и слабая пациентка может попросту задохнуться в водяной кровати. Я поступила по всем правилам. Я не из тех медсестер, которые готовы покорно сносить любые попреки врача. Давайте сходим к заведующему.
— Зачем это? Послушайте, мисс Бордман, я понимаю, что раскричался на вас совершенно напрасно, и готов извиниться.
— Хорошо, доктор, — сухо кивнула Джилл. — Вам нужно от меня что-нибудь еще?
— Как? Нет, большое спасибо, вы меня очень выручили. Только, знаете, не говорите, пожалуйста, об этом никому, ладно?
— Никому я ничего не собираюсь говорить.
Вот уж в этом-то ты можешь быть уверен! Только что же теперь делать? Господи, ну почему Бена нет в городе! Джилл вернулась к своему столу и притворилась, что изучает бумаги. Затем она вспомнила про злополучную кровать и позвонила на склад, а еще чуть позднее услала свою напарницу к тому самому пациенту, которому требовалась кровать с электроприводом, и попыталась собраться с мыслями.
Так где же все-таки Бен? Будь он в досягаемости, можно было бы отлучиться на пару минут, позвонить и переложить все тревоги и беспокойства на его широкие плечи. Но только Бен этот чертов шляется невесть где и — фактически — сам свалил на нее неприятную эту историю.
Шляется? Сомнение, которое Джилл изо всех сил старалась загнать куда-нибудь поглубже, в подсознание, все-таки вырвалось на поверхность. Бен не уехал бы из города, не сообщив ей, чем кончилась попытка увидеть Человека с Марса. Участница заговора, она имела полное право узнать — Бен всегда играл честно.
Джилл вспомнила его слова по дороге из Хагерстауна: «Если что-нибудь пойдет не так, ты будешь моим запасным козырем… так что, лапуля, если я вдруг исчезну — все в твоих руках, действуй сама».
Тогда она почти не обратила на это внимания — просто не поверила, что с Беном может что-нибудь случиться. А вот теперь — задумалась, продолжая машинально выполнять свою работу. В жизни каждого человека наступает момент, когда ему — или ей — нужно решать, поставить или нет на кон «жизнь, состояние и незапятнанную честь»[28], не имея никакой уверенности в благополучном исходе. Те, кто уклоняется от этого выбора, — как малые дети, которые никогда не повзрослеют. В тот самый день — а если уж точнее, то в три часа сорок семь минут пополудни того самого дня — Джилл Бордман почти без колебаний приняла вызов судьбы, одновременно объясняя посетителю, что с собаками к больным нельзя ни в коем случае, даже если и удалось пробраться мимо дежурной в вестибюле. И даже если о свидании с любимым псом просит сам пациент.
Джилл ушла, и Человек с Марса снова сел в кресло. Он больше не читал книгу, а просто ждал, ждал «терпеливо» — выражение, не совсем подходящее, но в человеческих языках отсутствуют слова, которыми можно было бы описать отношение марсиан к жизни. Он сидел совершенно неподвижно, в тихой радости — ведь брат обещал вернуться. Он был готов ждать — вот так, ничего не делая, без единого движения — целые годы.
Смит не очень ясно представлял себе, сколько времени прошло с тех пор, как они с этим братом разделили воду, и дело не только в том, что пространство и время этого места странным образом искривлены, и даже не во все еще не грокнутых последовательностях звуков и видов. Культура его гнезда, и это самое главное, воспринимает время совершенно иначе, чем культура человеческая. И разница тут не в большей продолжительности жизни марсиан, а именно в ином отношении ко времени.
«Сейчас позднее, чем ты думаешь» — этого просто нельзя сказать по-марсиански, ровно как и «тише едешь — дальше будешь», хотя и по совершенно различным причинам: первая из этих фраз описывает ситуацию невозможную, даже невообразимую с марсианской точки зрения, в то время как вторая, с той же самой точки зрения, несет в себе не больше смысла, чем, скажем, обращенный к рыбам призыв купаться по утрам и вечерам. С другой стороны, фраза «Как было в начале, так ныне, и присно, и во веки веков» настолько близка марсианам по духу, что перевести ее гораздо легче, чем «дважды два четыре» (последнее, кстати сказать, для обитателей Марса далеко не самоочевидно).
28