— Понимаю, — убито кивнула Джилл. — Нужно будет подумать, куда бы его перевезти.
— Нет, ни в коем случае! То есть — только если ты сама этого захочешь.
— Но ты же сказал…
— Я сказал, что не интересуюсь юридическими фикциями. Но человек, пользующийся моим гостеприимством, — совсем иное дело. Он может жить здесь сколько сам того пожелает. Я только хотел, чтобы ты отчетливо осознала: вы с Беном можете и не надеяться, чтобы из-за ваших романтических бредней я полез в политику. Милая моя, когда-то я и сам думал, что служу человечеству, и от мыслей таковых мне становилось теплее. А потом я обнаружил, что человечество совсем даже не желает, чтобы ему служили, более того, царапается и кусается при малейшей такой попытке. И теперь Джубал Харшоу делает исключительно то, что доставляет удовольствие Джубалу Харшоу. — Он повернулся к Доркас. — Пора бы вроде и ужинать. Как там, кто-нибудь пошевеливается?
— Мириам. — Доркас отложила свое вышивание и встала.
— Никогда не понимал, каким образом эти девицы разбираются, кто что когда будет делать.
— Да откуда же тебе, начальник, это понимать? Сам-то ты никогда ничего не делаешь. А вот чтобы обед пропустить, — Доркас похлопала Джубала по брюху, — такого за тобой еще не замечалось.
Прозвучал гонг, и они отправились в столовую. Надо думать, готовили в этом доме с помощью всевозможных модерных исхищрений, во всяком случае Мириам ничуть не напоминала только что вырвавшуюся из кухни повариху; царственная и прекрасная, она восседала во главе стола. Откуда-то появился еще один парень, чуть постарше Ларри и откликавшийся на имя Дюк; он обращался с Джилл так, словно она всю жизнь жила в этом доме. Еще двоих, пожилую супружескую пару, ей и вовсе представлять не стали — они сели за стол, как в ресторане, поели и ушли, ни с кем не обменявшись ни словом.
Все остальные непринужденно болтали. Подавали еду механизмы (не андроидные, без всяких фокусов), которыми управляла все та же Мириам. Пища оказалась великолепной и — насколько могла судить Джилл — без малейшей примеси синтетики.
Харшоу капризничал, жаловался, что нож тупой, мясо жесткое и что Мириам кормит народ вчерашними объедками. Джилл чувствовала себя неловко и очень жалела Мириам, но остальные присутствующие не обращали на гневные вопли хозяина дома никакого внимания. После очередной его филиппики Энн отложила вилку.
— Он опять вспомнил, как готовила его мама, — констатировала она.
— Он, похоже, считает, что снова стал начальником, — поддержала ее Доркас.
— Сколько там дней прошло?
— Да вроде бы десять.
— Слишком много. — Энн посмотрела на Доркас, на Мириам, и они дружно встали.
Дюк продолжал невозмутимо жевать.
— Девочки, — всполошился Харшоу, — ну нельзя же во время еды! Вы подождите, пока…
Девушки неумолимо надвигались на него с трех сторон; механический официант услужливо откатился, давая им дорогу. За руки и за ноги они вытащили негодующе визжащего Харшоу из комнаты.
Визги становились все громче и громче, затем последовал тяжелый всплеск, и все затихло.
Девушки вернулись ничуть не встрепанные и не усталые.
— Еще салату, Джилл? — спросила Мириам, вновь занимая свое место.
Через некоторое время вернулся Харшоу, но не в смокинге, как прежде, а в пижаме и халате.
— Как я уже говорил, — заметил он, начиная есть (на время вынужденного перерыва официант предусмотрительно прикрыл его тарелку крышкой), — женщина, не умеющая готовить, не стоит даже того, чтобы ее выпороли. Если я не смогу получить хоть мал-мала сносного обслуживания, то променяю всех вас троих на собаку, а собаку пристрелю. Мириам, что у нас сегодня на десерт?
— Клубничный торт.
— Ну вот, это уже на что-то похоже. Расстрел отложим до среды, а там по обстоятельствам.
Джиллиан сообразила, что разбираться в хозяйских порядках вовсе не обязательно. После ужина она пошла в гостиную с намерением посмотреть новости, а точнее — узнать, упоминается ли в этих новостях ее собственное имя. Но телевизора там не было — ни обычного, ни как у Бена, замаскированного. А ведь если вспомнить, то и нигде в доме нет телевизора. И газет тоже, хотя везде уйма книг и журналов.