– Все меняются. Кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то раньше остальных, – я честно пыталась расслабиться, чтобы не терять время потом – накрутив лишнее, я точно потеряю самоконтроль.
– Всё меняется, – согласился Вдовец, наконец, отпустив меня. – Надеюсь, говоря о нас, всё будет меняться только в лучшую сторону.
– Уже изменилось – я приехала, чтобы изменить вашу жизнь ещё больше – стать вашей женой, – тоска демона казалась мне навязчивой и колючей, и мне не терпелось от неё избавиться. Как и от общей неловкости. – Ваш завтрак остынет, если мы продолжим разговаривать… я и так уже сильно отвлекла всех ваших подчиненных и вас. Мне стоит уйти…
«…чтобы обдумать, как поступать дальше. На горячую голову я только наворочу дел. Эмоции – слишком тонкая материя, очень нежный шёлк, и без правильной подготовки я испорчу всё изделие. Пустить ткача к тонким нитям после грубой шерсти? Если бы я вообще знала что и как нужно делать!..»
– Останься! – из панического раздумья меня вырвало прикосновение к руке.
Хазрар-зун-рен не приказывал и не настаивал. Он предлагал выбор – уйти или немного подождать, предлагал выбор из вежливости как равной – иной причины я не видела. И в то же время во мне боролись сомнения – я была совсем немного наслышана о чудачествах севера, которые для меня, воспитанной в традициях юга Пентакля, казались недоразумением. Я и равная? Я – женщина семьи, и не имеет особого значения сословие. Не жена даже, чтобы пытаться что-то советовать брату, отцу или мужу, что только светит на горизонте. Незамужняя малообразованная девчонка, разменная валюта для выгодного брака. Дочь ткача, не побоявшаяся позора, который немедля бы обрушился на головы всего семейства, если бы моя задумка с просьбой о помощи полетела прахом. Так бы и произошло, если бы Боги не прислали к нам в деревню наследника Вайрамо, а случай не позволил ему увидеть меня. Ах, если бы!.. Случай! – Но что лучше – собственная мучительная смерть или позор семьи, который не позволил бы жить спокойно? Жалкое существование или смерть после позора?.. Всё к одному сходится, лишь что-то позже, что-то раньше…
– Обнадëжь меня – ты уже успела позавтракать?
Чёрные глаза демона радовались и тосковали, выдавая блеф ровной речи. У меня же внутри всё щемило от досады. Паук по-своему был счастлив, не зная, что перед ним совсем не та, кого он так долго ждал и о ком мечтал. Кассия, наверно, снилась ему ночами и грела воспоминаниями днём, находясь далеко. А я рядом, и только и делаю, что вру, получая предназначенное ей! Вру, и мне наивно верят! Как же это было больно! Жуткая, отвратительная помесь чувств так и шептала на ухо «Ты всё ещё не стала ненавидеть сама себя?».
– Я лучше пойду, – смятение льдом сковывало мышцы. Своеобразная ласка, забота и доверие мужчины пребольно щипались, нарушая без того дрогнувшее спокойствие. А нужно сохранять хладнокровие и молчание…
– Да ты дрожишь!
Широкие ладони легли на плечи и настойчиво усадили на диванчик. Пальцы коснулись щеки и лба, убрали от глаз непослушные прядки волос, снова прижались к щеке. Такие тёплые…
– Тебя лихорадит, но жара нет. Тебе плохо? Ананда, не молчи…
Снова назвал по имени. В доме Вайрамо нечасто можно было его услышать, во всяком случае, нечасто ко мне по нему обращались. В основном мне указывали что и как делать, упуская из виду имя, ограничиваясь «вы» или «вам». Меня не стесняются и не ставят на место.
– Слишком близко, – мышцы мучительно заныли от неуместной попытки улыбнуться.
– Далеко я никогда не буду тебя отпускать, – мужчина с облегчением вздохнул и всë-таки отступил. – Но и пугать тебя – тоже. Дарий!..
Дверь в комнату отворилась практически сразу, но взглянувший на вход Паук расслабился. Уверяя себя, что рядом находится ещё кто-то кроме моего жениха, я переводила дыхание.
– Дарда́н,.. немедленно принеси госпоже её завтрак. Мы будем трапезничать вместе.
Хазрар-зун-рен сам нервно улыбался. Дверь торопливо прикрыли, наследник Фархар присел на дальнюю половину диванчика и, задумавшись, изучал принесëнный мной поднос. Приказ уже был отдан, поэтому бежать или как-либо уходить было крайне глупо. Я уселась поудобнее, прижав руки к животу и уставившись в тот уголок стола, что был ко мне ближе всего.