И вот, входя в большую комнату Хазрара Фархар-зун-рена, я стала понимать, почему перед отъездом не раз замечала радость во взгляде старших семейства Вайрамо, когда кто-либо из них смотрел на их настоящую дочь. Дело было не столько в том, что молодая женщина заметно пополнела, готовясь подарить ребёнка своему мужу. Они выполнят договор, даже если я попытаюсь раскрыть их блеф. Сразу мне никто не поверит, ссылаясь на требовательный вельможный характер. Сбежать мне не позволят – едва только кто-то увидит мои татуировки, как я сначала попаду в дом Вайрамо, а следом – снова буду мёрзнуть в горном поместье Фархар.
И, тем не менее, мои проблемы только заявили о себе. Кленовый клан выполнил свою часть договора – они передали «свою дочь», пообещав мне, что письма от настоящих родителей всё так же будут приходить ко мне, вложенные в дорогой письменный шёлк приемной семьи.
О, как я могила Богов помочь мне пережить это предательство! – Помогите, прошу, прошу, помогите! Пусть только демон Хазрар влюбится! Влюбится в меня, а не в ветреную «сестрицу»! Ведь плохи, ужасно – до смертельного – плохи обманы с мужчинами, единственными в нашем регионе, кому позволяют прятать лицо, словно женщинам. Никто не посмеет отказать Чёрным Вдовцам, жутким демонским порождениям, особенно если те из такого богатого и влиятельного клана, как Фархар. Боги, помогите! У меня осталось так мало времени! Я буду молчать, клянусь, никто из клана Пауков не узнает о моём настоящем происхождении! Боги, только вы лучше меня знаете, что если все глаза Вдовца можно обмануть, то тело – никогда! Вы прекрасно знаете, что первые нежности обманутого тела станут последним, что я узнаю в этой жизни прежде, чем ласковые руки Хазрара разорвут меня на части!..
Часть 2
Стоя на пороге мужниной комнаты и оглядывая все эти уютные просторы, я чувствовала, как в глазах собираются тяжëлые слёзы. Пришлось вытащить из рукава изящный кружевной платочек и промокнуть надушенным шёлком солёную влагу.
– Меня зовут Нади́н. Я заведую всей женской половиной поместья, молодая госпожа, – послышался голос провожавшей меня до комнаты женщины. – Молодой господин распорядился, чтобы для вас придержали горячей ванну. Вы были бы…
– Я с удовольствием приму ванну, – прервала я женщину, неторопливо поворачиваясь к ней. Та только успела поклониться и кивком головы снова пригласить меня выйти за дверь. Сдержав вздох плача, я поплелась следом.
Далеко идти не пришлось – комната Хазрара-зун-рена была тупиковой в коридоре, а вот следующая (или предшествующая, смотря с какой стороны к ней подходить) оказалась довольно тесной ванной комнатой, если вспоминать о просторе купальни дома Вайрамо. Лишь цельная с дальней от входа стеной чаша, несколько низеньких ступеней, позволяющих забраться внутрь. Высокий столик-комод у ванны, на котором в металлическом блюде лежала жёсткая мочалка и несколько различных бутылочек с маслами и настоями. Пол полностью закрывала громадная тростниковая циновка. Всё это освещала пара небольших чаш с маслом, подвешенных на цепях к потолку.
Я подошла к ванне, от любопытства коснувшись пальцами кромки воды – пар показался мне чем-то волшебным после холода приёмной комнаты, но и на деле вода нетерпеливо укусила мои пальцы. А, может, я просто ужасно замёрзла.
– Горячая? – не оборачиваясь к управительнице, спросила я.
– Горячая, молодая госпожа. Внизу не гасят печь, поддерживая температуру, – с удовольствием отчиталась женщина. От подобострастия я испытала отвращение.
– Их труд не пропал даром. Я искупаюсь, сама. Мне нужна чистая одежда и полотенце.
Я не слышала больше голоса старшей служки, но, обернувшись, видела её торопливые кивки. Внезапное воспоминание о доме, где остались родители и старший брат, пребольно пнуло меня под коленки. Я едва удержалась на ногах.
– Хватит кланяться! Это раздражает! – резко отчитала я женщину, пытаясь оправдать ложь в первую очередь для самой себя.
В доме Вайрамо слуг было немало, но они почти не попадались на глаза, выполняя свою работу, как невидимки – быстро, тщательно и тихо для хозяев. Или для их игрушек, коей оказалась я сама. Наверное, эта женщина привыкла к такому прислуживанию, но мне было стыдно перед той, что втрое, если не больше, старше меня. Но она слушается, испуганно замерев на пороге, чем больше распаляла меня. Что бы мне ни вдалбливали Вайрамо, я видела перед собой чью-то мать, тётушку или даже бабушку, прислуживающую сильной и молодой капризной лентяйке.