— Ты разбойник, — сказал слесарю один из присяжных, возмущенный его независимым видом.
— Нет, я социал-демократ, — улыбаясь, отвечал слесарь.
— Суд заставит тебя ответить за все убытки, — кричал присяжный, взбешенный спокойствием слесаря.
— И ответил бы, если б средства были, — снова засмеялся подсудимый.
— Как же, найдутся средства у такого бездельника! Но только этим себя не спасешь. На каторгу пойдешь, там с тебя взыщут.
— И не избежать бы слесарю каторги, если б за него не встал весь завод. Рабочие вышли на улицу, окружили здание суда и потребовали свободы для товарища, который спас сто человек. Люди стояли, как стена, — нерушимо и грозно. Ну, суд перепугался и оправдал подсудимого.
— Вот человек какой удивительный, — первой отозвалась на рассказ Марья. — И сердечный и бесстрашный.
— А что же потом? — спросил кто-то из слушателей. — Куда же он потом девался?
— Да никуда не девался, — помолчав, ответил Саша, — нашим вожаком стал. Рабочие к каждому его слову прислушивались. Немало мы потом хлопот хозяевам и полицейским наделали, так скоро они нас не забудут.
Саша задорно засмеялся, тряхнул головой и быстро шагнул к нарам.
В течение всего этого рассказа Шапочкин с улыбкой смотрел на Сашу, а когда тот кончил, сказал:
— Молодец, Саша, правильно рассказал!..
— А для чего это нужно было? — недовольно хмурясь, спросил Ершов.
— Да так, пусть знают наших, — вместо Шапочкина ответил Саша.
— Зря расписываете человека. — слесарь за это вас не похвалит.
— А почему нельзя рассказывать о людях правду? — обиделся Саша.
— О других можете рассказывать, а слесаря не троньте, — тоном, не допускающим возражений, повторил Ершов.
Саша вопросительно посмотрел на Шапочкина. Тот развел руками.
— Ладно, — согласился Саша, — не будем. Раз нельзя, значит нельзя.
— А где же этот слесарь теперь? — спросила Марья.
Стоявший за спиной Ершова Шапочкин подмигнул и сверху вниз показал пальцем на голову Ершова.
— Он? — обрадовавшись и в то же время удивленно спросила Марья.
— Он, — качнув головой, тихо, но решительно подтвердил Саша.
Марья рывком поднялась с места, подошла к Ершову и поклонившись в пояс, сказала:
— Спасибо тебе, Захар Михайлович, большое спасибо.
— За что же это, Марья Яковлевна, спасибо-то? — подняв голову, спросил Ершов.
— А за то, — продолжала Марья, — что ты нашего брата — бедноту за настоящих людей считаешь и помогаешь нам. Таких, как ты, немного, — и, помолчав, добавила: — Нет, немного.
В течение последних суток до обитателей тринадцатой камеры несколько раз доносились какие-то крики. Одни говорили, что дерутся уголовные, другие — что это избивают политических.
Крик повторился и этой ночью. Усиливаясь, он приблизился к тринадцатой камере. В открывшуюся дверь тюремщики втолкнули упиравшегося и что есть силы кричавшего мужчину лет тридцати, одетого по-деревенски, во все домотканное.
Очутившись в камере, мужчина, хотя и сбавил тон, но все же продолжал кричать. Всклокоченная курчавая борода, растрепанные волосы, дико блуждающие глаза и заметные в некоторых местах ссадины свидетельствовали о том, что он с кем-то дрался.
Первым вскочил на ноги Шапочкин, за ним последовали другие. Только Ершов продолжал сидеть на нарах, внимательно наблюдая за новичком.
— Какого черта кричите? — недовольно спросил Шапочкин. — Перестаньте.
— Тебя не спросил, вот и кричу, — огрызнулся новичок, стараясь в полумраке камеры рассмотреть заключенных.
— А я вам говорю — перестаньте кричать! — начиная сердиться, снова потребовал Шапочкин. — Здесь не кабак, и ночь на дворе. Люди спать хотят.
— На ногах только лошади спят, а вы ведь не…
Запнувшись на полуслове, пришелец бросился к Марье:
— Маша! Марья Яковлевна! — закричал он, хватая ее за руку. — Ты! Здесь? Как же это так?
Обрадовавшись встрече с односельчанином, Марья с готовностью ответила:
— Очень просто, Данила Иванович. Алешу привезла лечить, нога у него болит, а теперь сюда угодила.
— И как же это все хорошо, — перебивая Марью, выпалил Маркин. — Ну, просто лучше не придумаешь!
Не обращая внимания на присутствующих, он схватил ее за руку и потащил в угол.
— Ты давно здесь? — зашептал он чуть слышно.
— Две недели, — оглядываясь по сторонам, так же тихо ответила Марья.
— Скажи, есть здесь Ершов Захар Михайлович?
— Ершов? Есть. Вон сидит, — указала она в противоположный угол.