Большевистская организация объявила себя мобилизованной. На заводах, в мастерских и на тайных квартирах шла упорная работа по организации боевых дружин. Доставали оружие, где только можно, но его было мало.
Зачисленный в один из отрядов, Чугунков сделал в те дни в своем дневнике несколько записей:
«Мы почти безоружны. На сто человек три винтовки, восемь обойм патронов, шестнадцать разнокалиберных револьверов. Но настроение такое, как будто бы у нас есть и винтовки, и пулеметы, и пушки. Кругом царит уверенность, что скоро все это будет. Удивительные люди…»
Через два дня Чугунков записал:
«Сегодня представитель Комитета сообщил: завтра получим еще сорок винтовок, отнятых у какой-то отступающей части. Между прочим, намекнул, что пришла и наша очередь доставать оружие и для себя и для тех, у кого еще его совсем нет. Считаю намек справедливым. Обдумываю план операции, задача не из легких».
Третья запись в дневнике Чугункова гласила:
«Первая операция прошла успешно. При помощи железнодорожников захватили два вагона с оружием и боеприпасами. Охрана никакого сопротивления не оказала. Не завидую тем, кто еще продолжает верить в колчаковскую авантюру».
За последнее время у Машутки установились с Чугунковым хорошие дружеские отношения. Он был искренне благодарен девушке за то, что она помогла ему вырваться из белогвардейского лагеря. Это ведь Машутка сделала его участником борьбы за освобождение Челябинска от колчаковцев.
Чугунков по старой привычке продолжал ухаживать за девушкой. Он надеялся, что рано или поздно, она станет к нему благосклоннее.
Вот и сегодня он говорил ей:
— Знаю, что не мил, другой бы ушел, а я не могу. Уж лучше бы запретила приходить, что ли…
— В этом нет никакой надобности. Друзьями были, друзьями и останемся. — Девушка делала вид, что не догадывается о его чувствах.
В тот день они долго сидели на берегу Миасса, слушая, как журчит по камням вода, как плещется у берегов мелкая рыбешка, как кричат в степи перепела, напоминая людям о приближении страды.
На следующий день рано утром за Машуткой зашел Калина. Поздоровавшись, он неловко помял в руках фуражку и, косясь на закрытую дверь в горницу, спросил:
— Есть кто там?
Узнав, что в квартире никого нет, кроме Машутки, Калина облегченно вздохнул, присел на стул и, загадочно улыбаясь, спросил:
— Тебе ничего хорошего сегодня не снилось?
— Нет, ничего, — насторожившись, ответила Машутка. — А что?
— Слушай, Маша. Нам поручают махнуть через фронт и договориться там с красными по разным делам.
Стремясь скрыть волнение, девушка спросила:
— Когда же это будет, дядя Калина? И о чем мы должны там договориться?
— Таких тонкостей я и сам не знаю. Об этом скажет Кузьма Прохорович. Давай пей чай и пойдем, через час надо быть в дороге.
Но Машутка не только не хотела пить чай, но и не могла себе представить, как она может ждать еще целый час. Ей хотелось сейчас же бежать в большевистский Комитет, чтоб немедленно выяснить, какое будет задание, и сейчас же лететь туда, где ее ждет Алексей, где должен завершиться круг ее блужданий и страданий.
Кузьма Прохорович встретил Машутку спокойным, внимательным взглядом. Потом заботливо усадил к столику, придвинул ей блюдо с душистой смородиной и, набивая трубку, сказал:
— Есть, Маша, важное дело. Мы решили поручить его вам. Калина говорил, наверное…
— Да, да. Я знаю, — не в силах скрыть волнение, скороговоркой ответила Машутка, — я готова сейчас же пойти выполнять. Скажите, что нужно?
— Вы должны пробраться через линию фронта и передать красному командованию план восстания рабочих Челябинска. Комитет считает это очень важным делом…
— А как мы должны его передать? — стремясь как можно скорее окончить разговор, спросила Машутка.
Кузьма Прохорович нагнулся, вытащил из-под лавки поношенные ботинки.
— Вот на, померь, подходят или нет?
Машутка надела ботинки, они оказались немного велики, но носить можно было.
— Подостлать небольшую стельку и будет в самый раз, — разгибаясь и переступая с ноги на ногу, сказала она внимательно наблюдавшему Кузьме Прохоровичу, — Вот эти ботинки надо донести до одного из красных командиров, — Кузьма Прохорович подумал и добавил: — По крайней мере, до командира полка. Разуешь ботинок, оторвешь стельку и там найдешь все, что нужно. А на словах передашь, что мы начнем восстание, как только услышим артиллерийскую стрельбу.