Пройдя несколько сот шагов, стремясь удалиться от Города, который теперь, на свободе, пугал его все больше и больше, Сайлас понял, что ноги больше его не слушаются. Со стоном облегчения он медленно опустился в душистые травы и, достав из кармана кусочек вяленного мяса, чтобы подкрепиться, но, так и не донеся его до рта, немедленно уснул. На этот раз ему приснился сон.
…Он с отцом во дворе их загородного Замка. Он еще совсем мальчик, и отец учит его кататься на лошади. У него теперь есть чудный пони. Он гладкий и с пушистой челкой. Он живой. Лошади, в отличие от собак, почему-то выжили, несмотря на все старания человека. Отец сажает его в седло. Он большой и сильный… Сайлас-маленький любит его.
— Никогда не забывай главного, — говорит отец. — С любым живым существом нужно в первую очередь показать, кто тут хозяин. Кто тут хозяин!
И он неожиданно с силой бьет маленького Сайласа по лицу…
В другом времени и месте большой Сайлас вздрагивает и ворочается во сне. Но сон продолжается, не отпуская его.
… — Кто хозяин?! — кричит отец в этом сне. — Говори!
— Ты, папа, ты, — плачет мальчик во сне.
— Не забывай этого, — сквозь зубы произносит Бонсайт-старший, приблизив свое напряженное лицо к лицу сына. — А теперь скачи!
И Сайлас скачет, и слезы быстро высыхают на его радостном лице…
В травах другой Сайлас улыбается во сне. И ему снова снится…
…Уже другой день, но тот же двор. Только погода осенняя, пасмурная. Он, повзрослевший подросток, стоит рядом с отцом. Перед ними пони, уже дряхлый, хотя Сайлас любит его по-прежнему. Он ласково гладит животное по голове. Звучит жесткий голос отца:
— Я привел тебя сюда, чтобы ты получил второй главный урок в твоей жизни. Вот он. Никогда никого не люби. Пусть любят тебя. А теперь убей его.
Сайлас вздрагивает.
— Кого? — не понимает он.
И слышит:
— Убей своего любимца. Он стар и не нужен. Убей его здесь и сейчас. Или я убью тебя.
— Папочка, не надо, пожалуйста, — захлебывается плачем Сайлас.
Он бросается на колени, обхватывает ноги отца, но тот отталкивает его. Сайлас падает в пыль двора и слышит повторяющийся страшный крик отца:
— Убей, или я убью тебя! Стреляй!
В руках Сайласа оказывается оружие, он теряется под криками отца, он боится… Он стреляет. Жалобно вскрикнув, роняя капли крови, пони падает, несколько раз вздрагивает и замирает в пыли…
Сайлас в травах кричит во сне, просыпается и садится на земле. В этот самый момент из высокой травы на него бросается желто-коричневый зверь.
Ни секунды не медля, Сайлас схватил Челнок и, напрочь забыв о том, что он сломан, да и вообще не является оружием, выстрелил. Пронзительно-фиолетовый свет заполнил ночь. Аппарат по неведомым причинам сработал. Раздались шум падающего тела и рык зверя. Сайлас с трудом силился разглядеть происходящее, но понял только, что зверь напал на появившегося человека и идет борьба. На ходу доставая нож, лорд бросился к месту схватки. Не глядя, полагаясь только на инстинкты и боевую выучку, он хватал, тащил, нащупывал что-то в плотном клубке тел и, наконец, полоснул своим оружием по чему-то, что оказалось горлом зверя.
Через некоторое время пыль осела, и перед Сайласом предстали мертвый окровавленный зверь, который показался ему огромным, и… древнекитайский воин в полном облачении…
Несмотря на всю свою храбрость и подготовленность, Сайлас Великолепный, увидев это, шлепнулся на задницу и даже открыл рот (что уж и вовсе его не красило), как самый обычный человек. Некоторое время он тупо смотрел на открывшуюся перед ним картину. Потом его взгляд приобрел некоторую осмысленность, и лорд резко вскинул прибор, как автомат, перед собой и сделал несколько выстрелов в воздух. Челнок бездействовал. Сайлас предпринял еще несколько попыток, а потом в бессильной ярости откинул его в сторону.
— Будь ты проклята, чертова железяка! — прорычал он и обратил свое внимание на воина, который начал подавать признаки жизни.
Сайлас только в этот момент сообразил, что на боку китайца крепятся очень даже не маленький меч в ножнах и тяжелая витая плеть с набалдашником. Движение Сайласа по направлению к вновь прибывшему было последним пресечено в зародыше. Китаец резко поднялся на четвереньки, огляделся по сторонам и отряхнулся, как большой пес. Он и был большим, опровергая представление о китайцах как малорослом народе.