— Оружие сдать можно, товарищ капитан?
— Сейчас, Телечев.
Старшина подошел к столу и стал вынимать из магазина патроны. Они рассыпались по столу.
— Ну тогда веди его из камеры, — приказал капитан Рахиму.
Сержант повернулся и пошел в подвал. Дойдя до запертой решетчатой двери, он прокричал:
— Эй, вы! Что там, уснули, что ли?! Рудаков, Эдик! — позвал он дежурного. Увидев появившегося из комнаты дежурных Рудакова, сказал с раздражением:
— Че ушами хлопаешь, открывай живее.
Старший сержант вставил ключ в замок и пробурчал недовольно:
— Что за черт: нет тебе ни пожрать, ни поспать! Ходят тут... Чего надо-то?
— Открывай, да побыстрее, чифирист несчастный. Приведи сюда этого крысенка Шороха!
Гориллообразный милиционер взял большую связку ключей и, найдя нужный ключ, спросил:
— Что, насовсем его?
Рахим, отхлебнув из кружки Эдика чифир, проговорил:
— Да, насовсем, насовсем... Будешь жить спокойно.
— Да уж, с этим каратистом не соскучишься...
— Кончай пузыри пускать, меня машина ждет. Шевелись, — подтолкнул Рахим дежурного.
Буркнув что-то себе под нос, Эдик взял узел с одеждой и пошел за Шорохом по затхлому коридору с изъеденными плесенью и потрескавшимися в нескольких местах стенами. Штукатурка кое-где обваливалась из-за постоянной сырости. Царивший здесь полумрак нагонял тоску и уныние. Старшина открыл очередную решетку и, распахнув находившуюся за нею металлическую дверь, пошел вдоль камер. Затем, щелкнув замком, толкнул дверь одной из них. В полумраке, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом, сидел голый подросток. Когда дверь открылась, он с ненавистью посмотрел на вошедшего.
— Одевайся, крысенок, — грубо, сквозь зубы, процедил Рудаков и швырнул ему узел с одеждой, — если дернешься, то получишь резиновой дубинкой.
Алексей нехотя встал и начал одеваться. Сержант, поглядывая на него, небрежно покусывал спичку. Надевая кроссовки, подросток зашипел сквозь зубы. Ступни болели после вчерашнего: трое сержантов, избивая его дубинками, заставили бегать на месте. Сейчас стертые в кровь ступни ныли от боли. Одевшись, Алексей вышел из камеры.
— Руки! — прорычал Рудаков.
Парень заложил руки за спину, и Эдик повел его по коридору, автоматически захлопывая двери. Они прошли в комнату дежурного.
— Ну наконец-то, — сказал развалившийся в кресле с сигаретой у зубах Рахим. Поднявшись, он подошел к пареньку и с угрозой в голосе произнес;
— Сейчас мы тебя повезем в другое место. Если ты, сучонок, по дороге дернешься... Хотя постой... Эдик, где у тебя «браслеты»?
Эдик вытащил из-за ремня стальные наручники.
— Ручонки давай, — кивнул Рахим.
Алексей протянул руки, и сержант, щелкнув наручниками у него на запястьях, толкнул его в спину.
— Давай, топай, — сказал он. — Да, спасибо за чифир, — усмехнувшись, прокричал он Рудакову и вывел подростка из комнаты.
— У, падла, выжрал все, — услышал он, поднимаясь по лестнице.
Они прошли мимо «дежурки». Василич, которого так прозвали в отделе за его простоту и бесхитростность, проводил подростка сочувствующим взглядом. Алексей с сержантом вышли на крыльцо отдела. На улице шел дождь.
Взмахом руки Рахим подозвал машину и открыл «собачник».
— Чтоб ты, сучонок, не дергался, я «браслеты» тебе ушью, — зло бросил он и сдавил кольцо наручников.
Подросток сквозь зубы втянул воздух и сморщился от боли.
— Что, жмет? Зато ты в тесноте, а я не в обиде, — с едкой ухмылкой проговорил сержант.
Рахим поднял голову и посмотрел на освещенные окна второго этажа. Там, прислонившись к окну, кто-то стоял. Подросток проследил за его взглядом и узнал стоявшего у окна человека. Это был Зевс, которого прозвали так за крутой прав и бешеный характер, за то, что он любил повелевать своими подчиненными, как рабами.
Сержант с грохотом захлопнул дверь «собачника» и вновь бросил взгляд на окно. Но там уже никого не было. Он подошел к кабине и залез на первое сиденье.
Машина выехала за ворота райотдела и понеслась по ночным улицам, навстречу хлещущему дождю. Водитель повернул голову и сказал:
— Слушай, Рахим, чего-то крутит Горелый с этим пацаном. Продержал его пять суток в подвале, и Горилла его в свою смену все обрабатывал, а теперь мы, как воры, везем его втихаря. Вот выйдет начальник из отпуска, чует моя душа — пойдут разборки. Ты же знаешь Кабатова, он любому под кожу влезет.
— Товарищ младший сержант Ерилов, — перебил его Рахим, — приказы заместителя начальника райотдела не обсуждаются, а выполняются. И чего ты, Ерила, яришься? Если бы тебе так же ногой заехали между ног, ты бы тоже, я думаю, ласковее Гориллы стал.
— Не нравится мне все это, ох, не нравится, — сказал Ерила, плавно огибая поворот и направляя машину к высокому забору детприемника.
В «дежурке» детприемника, отделенной от коридора деревянным барьером и зарешеченной узорной стенкой из металла, за столом сидел лохматый, с темно-русыми волосами старший сержант милиции. На его лице выделялись черные, как смоль, брови и усы. Серые глаза с прищуром смотрели на стриженного мальчишку в синем костюме.
Сержант поднялся из-за стола и, взяв его за ухо, сказал с укором:
— Значит, говоришь, к Ельцину ты поехал? Чего ты мне лапшу на уши вешаешь? — отпустив ухо мальчишки, он толкнул его на банкетку, — я из-за тебя уже вторую объяснительную пишу... — и сержант, скомкав листок бумаги, швырнул его в корзину. — Рассказывай, откуда у тебя стольник? Только не ври.
Мальчишка вздохнул, злобно посмотрел на милиционера и, шмыгнув носом, сказал:
— Деньги я заработал, когда продавал газеты.
— Так, дальше... И зачем тебе деньги: на жвачку, на видак?
— Деньги мне были нужны, чтобы поехать к Борису Николаевичу.
— Опять двадцать пять! — оборвал его сержант. — Я уже это выучил наизусть. Ты поехал в Белый дом искать Ельцина, чтобы дядя Боря помог тебе, Королькову, и твоей семье, чтобы тебя не отправляли в интернат, я правильно сказал?
— Правильно, — сказал мальчишка, смахивая тыльной стороной ладони слезы.
— Все! Задолбал ты меня, Королек. Иди в туалет, бери ведро, начинай мыть коридор, а потом мне расскажешь, где ты спи..., спер эти деньги, — с раздражением в голосе бросил сержант.
— Я правду сказал, Влад Алексеевич.
— Чего ты тупишь? Ну все собака, ты меня достал! — сержант схватил подростка за шею и потащил его по коридору. Завернув за угол пнул его под зад.
Корольков растянулся на линолеуме.
— Бери ведро и начинай драить, — прорычал сержант.
Раздался звонок. Влад Алексеевич, сплюнув с досады на пол, пошел открывать дверь. Он нажал на кнопку автоматического открытия дверей. Ворота приемника распахнулись, и на освещенной аллее он увидел милиционера с подростком. Они подошли к дверям, и Влад повернул в замке ключ.
— Привет сачкам, — Рахим поднял вверх руку.
— Сам ты сачок, — огрызнулся сержант.
— Ага, вы тут постоянно в тепле, с детишками возитесь, а мы хулиганов ловим, хроников собираем, жизнями молодыми рискуем.
— Ну да, рискуете! С ним, что ли, ты рискуешь? — Влад Алексеевич со вниманием взглянул на пацана.
У подростка были светло-русые, коротко подстриженные волосы и пронзительно голубые глаза, с ненавистью смотревшие на стоявших рядом с ним сотрудников милиции.
«Хорошо прикинутый», — подумал про себя Влад, оглядывая его белую олимпийку, голубой тельник, джинсы и кроссовки.
— Ладно, не рычи, — примирительно сказал Рахим, — принимай крысенка на тридцать суток.
— А приговор привез?
— А как же, порядки знаем! — сказал он и протянул Владу постановление.
Прочитав до конца, Влад отложил листок в сторону и произнес:
— Ладно, мы его берем.
— Не советую тебе здесь рыпаться, крысенок, а то тебя пацаны здесь замочат и опустят.
Влад закрыл за Рахимом дверь.
— Раздевайся, — сказал он словно онемевшему подростку, — теперь это твои дом родной, красавчик.