— Рэмбо, я... не смог, меня...
— Опять отмазки, паразитствуешь? Может, ты хочешь назад, в интернат?
— Не-е-е, — испуганно прошептал пацаненок.
— Если завтра придешь пустой... попутного ветра тебе в задницу! Всосал? А щас сдерни в угол.
Рэмбо встал и прошелся по комнате. Подойдя к дивану, он заметил, что Ежик пришел в себя.
— Ну че, оклемался? Дергаться больше не будешь?
Ежик замотал головой.
— Пупок, Скелет, развяжите его.
Пацаны быстро развязали Ежику ноги и руки.
— А где Богдан с Долларом? — спросил Рэмбо, оглядываясь по сторонам.
— Не знаю, они еще не появлялись, — отозвался Пенек.
Санька, бросив взгляд на оттопыренный карман Рэмбо, поинтересовался:
— Ствол у тебя откуда?
— Этот? — помахав пистолетом, заржал он. — Игрушка из «Детского мира».
— Смотрю я на твое «ранчо», Рэмбо, ништяк ты живешь. А не боишься, что загремишь?
— Да не жалуюсь. Мы ведь рядом с «железкой», а по ней всякого добра столько стоит! Но мы много не берем, только для себя.
— А менты не беспокоят?
— Одно «ранчо» накрыли, а это хер найдут. А если даже повяжут, все равно «отказняк» по малолетству. В гадюшник засунут суток на тридцать. Мы туда по одной ходке сделали, да и потом, кто о нас позаботится? Всем до фени! Бардак в Российском доме. Все как тараканы...
Он не договорил, прислушиваясь к шуму доносившемуся из соседней комнаты.
— Окурок, глянь, кто там? — встревожился Рэмбо.
Пупок задул свечу. Подвал погрузился в темноту. Все замерли в ожидании. Окурок выглянул за дверь и сообщил:
— Это Богдан с Долларом. Они кого-то тащат.
— Так, значит еще гости, — задумчиво протянул Рэмбо и приказал, — зажигай свет!
В комнату ввалились двое парней. Они держали за руку подростка лет пятнадцати. Его соломенные волосы были растрепаны. Розовые спортивные брюки были порваны на коленке. Он исподлобья смотрел на собравшихся.
— Ух ты! Кого мы видим? Анка! Милый! — ерничая, проговорил Рэмбо. — Знакомьтесь, пацаны, мой старый кореш Анатолий Егунков. Когда-то с ним мы жрали вместе, дань собирали, а потом сдал меня дружок ментам, и «ранчо» накрыли. Пропарился я в «курятнике» тридцать суток. А он в это время гулял. Теперь он нашел новый бизнес и хозяева у него новые. Он задок свой подставляет не за бесплатно, конечно, а его дружки накрывают пидора. Ну тот и раскошеливается. Как, Толик, — подмигнул он пацанам, — прибыльное дельце?
Подросток молчал, опустив голову на грудь.
— Что молчишь, курва?
— Рэмбо, я не хотел, я думал... — промямлил Толик.
— Что ты думал, а? Ты что, «папой» думал? — Рэмбо взял его за промежность и сжал.
— А-а-а! — взвыл подросток.
— Тебе больно? — с наигранным удивлением спросил Рэмбо. — У тебя «папа» есть, а я думал...
— Рэмбо, а может, мы его того, отпихаем? — спросил Богдан, державший Толика.
— А что, можно. Он нам еще и заплатит. Правда, Анка? — ухмыльнулся Рэмбо и приказал:
— Снимай штаны. Богдан, отпусти его...
Подросток оглядел собравшихся затравленным взглядом.
— Ну, давай, — Рэмбо протянул к нему руку.
Подросток заплакал и стал нехотя развязывать шнуровку на брюках, оголяя задницу. Санька взглянул на пацанов. Они смотрели на Анку с любопытством.
— Рэмбо, может не стоит? — нерешительно произнес Санька.
Рэмбо неохотно обернулся.
— Ты что думаешь, я СПИД хочу подхватить от этого? — он оттолкнул подростка к стене. — Нет, я по-другому возьму расчет. Пенек, тащи сюда кисточку. А вы с Богданом, — обратился он к Доллару, — подержите эту курву.
Паренек принес иголку с ниткой и тушь.
— Мы тебе, пидор, клеймо поставим, чтобы на зоне знали, кто ты, — со злобой в голосе произнес Рэмбо.
Доллар зажал голову подростка.
— Рэмбо, не надо! — захныкал Анка.
Рэмбо обмакнул иголку в тушь и стал делать наколку на его правой щеке. Анка застонал, на глазах его выступили слезы. Закончив, Рэмбо внимательно осмотрел дело своих рук.
— Порядок! Может, тебе еще «улей» изобразить, чтобы все знали, что в твою дырку можно пихать, а? Не хочешь? Я тоже не хочу. И так видно: наглядная агитация. Пустите его!
Богдан и Доллар отпустили пацана. Толя упал и забился на полу, содрогаясь от плача.
Рэмбо, не двигаясь с места, властно произнес, обращаясь к нему:
— Запомни, стукачей я не прощаю. Если ты, курва, вложишь про это «ранчо», я найду тебя и нарисую на заднице «улей». А теперь вали отсюда.
Анка вскочил и побежал под крики и улюлюканье пацанов, натягивая на ходу штаны.
— Богдан, — позвал Рэмбо, — давай то, что взял у Анки.
— Да не было у него ничего, — вяло ответил парень.
— Не надо ля-ля. Забожись. Кончай задницей щурить. Быстро все на стол, — приказал Рэмбо.
Богдан подошел к столу и выложил сигареты, зажигалку, упаковку презервативов, купюру в 200 рублей и листок бумаги.
— Так, а это что? — Рэмбо развернул, листок, сложенный в несколько раз и потертый на сгибах. — Билеты на концерт...
— А что за концерт, Богдан?
— Ну, сегодня в ДК фестиваль «Ритмы юности».
— А ты знаешь, мы, наверное, сегодня сходим. Ты останешься на «ранчо» за старшего, а мы с Долларом и Сергеем смотаемся. Как, ковбои?
Парни вышли с другой стороны подвала.
— Хитрован ты, Рэмбо, — покачал головой Санька.
— Я, как обергруппенфюрер Мюллер, никому не верю, только себе. И потом, черный ход должен быть. Если накроют, то через норку выползем. Береженого Бог бережет, а небереженого... — Рэмбо метнул взгляд на Доллара.
— ... конвой стережет, — договорил Доллар.
Зал Дворца культуры был заполнен до отказа. Его стены сотрясались от грохота рок-музыки, и воплей возбужденной толпы. Девчонки визжали от восторга и возбуждения. Некоторые из них забирались на спины своих парней, чтобы поглазеть на музыкантов в черных кожаных костюмах, блестевших при свете разноцветных софитов.
В нескольких сантиметрах от края сцены, широко расставив ноги в белых с металлическими заклепками штанах и сапогах со шпорами, пел солист в застегнутой под горло черной кожанке. Он что-то кричал, то и дело выбрасывая вперед правую руку, а левой прижимая к губам стальную рукоятку микрофона с большим круглым набалдашником.
«Так-так-так». Палочки в руках ударника мелькали с поразительной быстротой. Разгоряченный, он даже не заметил, как от очередного удара на деревянные доски сцены полетела одна из тарелок. Она покатилась за кулисы, оторвавшись от крепления и увлекая за собой штатив.
«Басист» с «ритмачем» умело заводили зал, совершая на одной ноге «турне» из одного конца сцены в другой.
Санька оставил все попытки разобрать текст песни. Рев мощной аппаратуры давил на уши. Наконец соло-гитарист вывел последнюю ноту... Зал взорвался свистом и воплями. Под рев толпы группа отключила гитары и ушла со сцены, куда тут же бросилось несколько поклонниц.
На сцену вышел молодой парень в костюме-«троечке» и объявил:
— Ну как? Вам понравилось? — обратился он к залу, который вновь потонул в море оваций.
— В таком случае мы продолжаем. Я представляю вам еще одну участницу нашего фестиваля. Встречайте! Алена Кораллова!
На сцену под аплодисменты зрителей и свет прожектора-пушки вышла девушка лет пятнадцати. Легким движением руки она отбросила со лба светло-русые волосы и поднесла к губам микрофон. Из колонок полилась спокойная, грустная мелодия, охлаждая и успокаивая зрителей.
На площадке перед сценой зрители разбились попарно и закачались в такт песни.
Санька не мог оторвать взгляда от девушки. В ней было что-то такое, чего не было в других девчонках. Ее приятный, мягкий голос манил и очаровывал. Слушая его, он ощущал в себе какое-то непонятное волнение и чувствовал резкие толчки сердца.