Мысли метались в поисках ответа: как держать себя дальше!
В учительской сидела на диване, нахохлившись. Подружка Маша спросила озабоченно:
— Ты, Наточка, не заболела!
— Нет, — отрезала Наталья Николаевна, видом и тоном давая понять, что трогать ее не следует.
Рядом, у окна, пожилой историк Дмитрий Тимофеевич, поблескивая пенсне на длинном с горбинкой носу, говорил круглолицему добродушному преподавателю математики:
— Я вчера у Антона Семеновича Макаренко прелюбопытнейшую вещь вычитал — о педагогических бестиях.
— Что-то не помню, — признался преподаватель математики и достал ириску. Он отвыкал курить и раздражал курильщиков этими ирисками. Наталья Николаевна невольно прислушалась к разговору.
— Прочтите! — посоветовал Дмитрий Тимофеевич. — Не ручаюсь за точность, но, кажется, так: «Я лично никогда не добивался детской любви и считаю, что эта любовь, организуемая педагогом для собственного удовольствия, — преступление. Важно, что я воспитываю настоящих людей. А припадочная любовь, погоня за ней — вредны. Пусть любовь придет незаметно от ваших усилий… Педагогические же бестии, которые кокетничают в одиночку и перед учениками и перед обществом, хвастают этой любовью, никого воспитать не могут». А! Ведь точнее не скажешь!
— Я об этом тоже не однажды думал, — соглашаясь, кивнул учитель математики. — Главное, конечно, ответ перед совестью: все ли сделал для них так, чтобы выросли настоящими! Достаточно ли требователен, справедлив к ним и к себе! Вот это и есть чувство без приторности. Будущее в них любить. Остальное само придет. Ведь работаем не ради благодарностей и сердечных излияний, хотя, знаете, Дмитрий Тимофеевич, и это приятно бывает, право, приятно…
Звонок позвал в классы, но все время, пока Наталья Николаевна в этот день вела уроки, и позже, дома, она мысленно невольно возвращалась к услышанному разговору старых учителей. А правда, как поступил бы Антон Семенович на ее месте, получив вот такой грязный листок! Стал бы после этого по-чиновничьи относиться к труду! Распространил бы обиду на всех детей! Или постарался того же Светова сделать лучше, благороднее! Но для этого надо иметь самому большое доброе сердце, а не такое обидчивое, маленькое, как у нее.
Вскоре Виктор Светов заболел. Он работал в слесаркой, разгоряченный выскочил в одной рубашке во двор и получил воспаление легких. Наталья Николаевна знала, что матери у Виктора нет, отец, инженер-путеец, в частых разъездах, и поэтому в первый же свободный день решила поехать к Виктору в больницу. Она ни минуты не задумывалась над тем, как будет воспринято ее появление. Просто не могла не поехать, раз человек в беде.
Виктор лежал в небольшой светлой палате не один — еще трое больных посмотрели на пришедшую кто безразлично, кто с любопытством. Она неловко села на табуретку возле кровати Виктора, пораженная тем, как изменилось лицо юноши, — оно стало восковым, а беспомощные руки его походили на угловатые лапки кузнечика. При виде учительницы Светов удивленно, радостно встрепенулся, благодарная улыбка тронула его тонкие губы, глаза по-детски доверчиво поглядели на нее.
— Что это ты вздумал болеть! — шутливо спросила Наталья Николаевна.
— Спасибо, что пришли… — тихо сказал Виктор.
— Ну, что ты! Ведь и ты проведал меня, если бы я заболела!
— Я давно хотел сказать… — начал было Светов, и легкая краска волнения проступила у него на щеках, но учительница торопливо, даже испуганно остановила его:
— Ты сейчас поменьше говори… Лучше я…
И она стала рассказывать, что произошло вчера с седьмым «В» в кабинете физики на уроке Владимира Ивановича. Учитель решил подготовить ребят «к пониманию причин и следствий».
— «Вот сейчас, сказал он, я подойду к водопроводному крану, открою его, и вы удостоверитесь, что потечет вода. Это совершенно неизбежно. Причина — я открыл кран, следствие — течет вода». — Владимир Иванович повернул кран и… вода не потекла. Оказывается, ученики, узнав об этом примере у седьмого «Б», на перемене где-то в коридоре перекрыли воду.
Виктор ясно увидел маленького, полного, в синем халате, учителя физики и беззвучно рассмеялся:
— Представляю, как озадачен был Владимир Иванович!
— Но самое интересное произошло дальше, — улыбнулась Наталья Николаевна. — Поднимается Кузьмин.
— Это у которого один глаз зеленоватый, а другой карий! — оживился Светов.
— Да, да, поднимается Кузьмин и говорит: «Разрешите, Владимир Иванович, на минутку выйти, тогда и причина и следствие… получатся».