— Ишь, старая мандолина! Намечтала работницу заиметь, да еще голодом ее морили! Ни куска хлеба! Одни попреки! И ты, кастрат лысый, свою бабу не сумел защитить. Да разве ты мужик после всего? Говно вонючее! Кыш с глаз, недоноски, покуда в канаве не утопили. Такую бабу чуть не загубили. Еще раз подойдете, на куски порвем нехристей.
Тихо, неслышно жила семья до этого дня. Но после того дня вся деревня возненавидела. Никто не здоровался и не разговаривал с ними.
Вступились за Лиду, хоть и новая, а поверили ей безоговорочно. Своих презрев навсегда.
Лида, возвращаясь домой, спешно готовила ужин, кормила хозяйство, какое Сашка завел в срочном порядке. Заквохтали куры, закричали петухи, завизжали поросята, замычала корова, все это потребовало дополнительных сил и забот. Но Лида только радовалась. Скопили денег еще на одну корову, баба, чуть не приплясывая, привела ее в сарай. Все же еще одна кормилица в доме появилась. А тут к осени, заметила баба, что живот у нее у самой стал пухнуть. Поделилась с мужиком. Сашка от радости чуть не на уши встал. Еще бы, свое дитя! О таком в его возрасте только помечтать. А оно уже скоро на свет появится. Вон как ручонками, да ножонками в живот колотится. Просится на свет.
— Ну, как назовем мальца? — спросил Сашка Лиду.
— А если девка народится?
— Эту, сама назовешь, как хочешь! А вот мальца — Николаем. Очень по душе мне это имя.
— Пусть по-твоему будет. Ну, а если девочка— Марией назовем, — ответила кротко. Так и порешили без споров.
Не ходила Лида в больницу по врачам, один раз посмотрела ее старая акушерка и сказала:
— Тебе, бабонька в Рождество рожать придется. Аккурат в святое время. И ребенок будет особливый. Послушный и покладистый. Ты береги его. Здоровьичко у него слабое.
Так и получилось, как было сказано. Коля слабым на ножки был. До двух лет не ходил. Уж что только ни делали. И в крапиве, и в березе парили, и в первой росе купали. Ничего не помогло, пока в день первоапостолов оба не помолились. Коля ночью ногами задергал и сам с койки встал. Сделал два шага, а потом еще, так вот сам к завалинке дошел, всю ночь святым апостолам молился, а утром встал и пошел, словно делал это всегда. Баба молилась вслед человечку, а тот шел, не оглядываясь.
Коля с того времени будто переродился, перестал капризничать, хныкать, молча и серьезно слушал старших, будто набирался информации!
С ним, как с ровесником, дружила Анна. Никогда не обижала мальчонку, и играли они только во взрослые игры. Колю любили все. Он был послушным и спокойным. Не выскакивал без paзрешения взрослых за ворота дома. А всему этому послужил один случай.
Перекинул мяч через ворота мальчишка, тот и поскакал по дороге вприпрыжку. Новый, весь в крупную черную горошину. Его и приметил козел. Нацелился рогами, закричал свое победное и ринулся на мяч, как на кровного врага. У Коли сердце сжалось. Как это козел забодает его любимую, самую веселую игрушку, и помчался наперерез рогатому врагу.
Козел не ожидал такого сопротивления от маленького мальчугана. А тот вцепился в рога намертво. Крутил козью голову изо всех сил. Козлу уже ни до мяча стало. Надо сбросить с головы вцепившегося пацана. Он ударился головой в стену, но мальчонка только сильнее вжался и надавил пальцами на глаза козлу. Тот замотал головой и скинул пацана. Тот подобрал мяч. Но козел оказался хитрее и поддел мальчишку сзади. Тот влетел во двор быстрее мяча.
Колька успел закрыть ворота, но никому не пожаловался, хотя исподтишка все время мстил своему кровному врагу. Не мог ему простить поражения. Да и как, если даже Аньку гнал домой от самой автобусной остановки.
Колька за это особо наказал скотину. Рогами к дереву привязал накрепко и всю задницу намазал скипидаром. Козел готов был рогами порвать мальца. Но тот был всегда настороже.
Колька рано научился читать и писать и с неграмотными ребятишками не дружил. В детский сад он не пошел, ему там показалось скучно. Он предпочитал, играть у себя во дворе или на улице.
Нет, он дома никому не грубил, не дерзил, но задавал такие вопросы, что взрослые немели:
— Пап! А почему мамка одного меня родила? Вон сколько места в животе! Надо еще двоих.
— Почему двоих, а не троих?
— За троими следить тяжко. Они подраться могут. А двоих разнять проще.
— А почему они драться должны?
— За игрушки. Пацаны всегда за них дерутся.
— Значит, делиться нужно.
— А если порвут?
— Пап! Мне вчера тетя Настя — жена дядь Миши, велела досмотреть ихнего пацана. Я взял его на руки, а он мне все штаны обосрал. Знать не всегда помогать надо?