Молчу. Отпусти. Я посплю немного, соберусь с силами… Может быть…
— Наказание! — сообщает радостно. Кажется, всхлипываю, начинаю умолять, Кнат смеётся, урод, подожди, и до тебя дойдёт. Она довольна — не то слово. Демон, заткнись… Затыкаюсь: бесполезно. Закусываю губу.
— Ну что же ты, — говорит, — мне понравилось, можешь продолжать.
— Прекраснейшая госпожа отменит наказание?
— Продолжай, там посмотрим.
Продолжаю. А вдруг отменит. Ненавижу себя, противен себе, знаю, что не отменит, получит удовольствие и сделает по-своему. Убей ты меня уже.
— Кольца, — сообщает счастливо. — Лицом.
Поднимаюсь после третьего разрешения, бьёт дрожь, лицом — значит, что-то изощрённое придумала, берусь, она заставляет Кната закрепить плотно руки и ноги, боже, что меня ждёт.
— Убей меня, госпожа… — не выдерживаю, скалится:
— Нет, так не интересно, бесценный. Мы сейчас послание следующему владельцу напишем.
Берёт жуткого вида прибор, смахивающий на смесь паяльника и острого пера. Это то, что я думаю? Господи, сдохнуть бы поскорее! Кладёт мягкую подушку, садится на неё передо мной, подключает инструмент к питанию, достаёт чёрный порошок, макает в него инструмент, подносит к животу. Сначала процарапывает пером, потом прижигает порошок, эту дрянь просто так не срежешь и не сведёшь, наслышан…
— Кричи, — милостиво, даже, я бы сказал, с желанием услышать… Не дождёшься. Прокусываю губу, по ногам и подбородку льётся кровь, воздух наполнен запахом горелой плоти. Кнат уже не смеётся. Амира долго, долго пишет что-то внизу живота, два слова, длинных, крупных, неровными буквами, сама, не останавливаясь.
Дёргаюсь, руки выворачиваются в плечевых суставах, ноги сводит судорогами, прорезает, прижигает, и снова…
Не выдерживаю.
Кричу.
Глава вторая
Две недели промчались почти незаметно. Реабилитационные занятия, пара выходов в свет, собираю информацию, пытаюсь составить иерархическую схему такой, какая она внутри, а не на поверхности. Скоро должна быть первая встреча со связным, хоть бы Лерку прислали, душу отвести!
Сижу в гостиной за преобразованным столом — нужно срочно заняться кабинетом, да всё не до того, жизнь никак не устаканится. Включила сетевик, записываю то, что вспоминаю, под именами в схеме. Пишу шифрами, не приведите боги попадётся кому.
Задумываюсь, сопоставляю всё, что узнала о Троице. А есть ли она? Не может ли быть такого, что это некие подставные дамы — ведь их только в СМИ и видно, — которыми руководят другие структуры?
Да всё может быть, мало данных. Хотя для двух недель — результат неплохой.
От работы отвлекает перелив коммуникатора входной двери. Поскорее сворачиваю схему, засовываю сетевик в сейф, скрываю сейф фальш-панелью.
Отвечаю. Возле дома стоит не кто-нибудь, а Корнель собственной персоной, лучится улыбкой, на заднем плане дорогущий гравикар.
Радостно выбегаю, открываю дверь, смотрю с восхищением и смущением, несу всякую чушь про оказанную мне честь.
За Корнелем плетётся полуголый парень — торс открыт, на ногах серые холщевые штаны, босиком. Раб, думаю с отвращением. Между прочим, гораздо выше коротышки Корнеля, и стройнее, и моложе не в пример. В руках папка с бумагами. Симпатичный, мышцы развиты, как от тяжёлого физического труда. Подтянутый живот. Худой только. Жалко бедолагу, пропадает тут, молодость свою губит…
Встряхнув головой, стараюсь не думать: знала же, на какую планету попаду. Нужно изображать свою роль до конца.
— Дорогая наша Ямалита, — Корнель вешает на дверь кнут — знать не хочу, для чего его используют! — картинно разводит руки, заключая меня в символические объятия, и даже троекратно целует в щёки. Кажется, для этого ему приходится привстать на носки. В глазах раба сверкает ненависть — на мгновение кажется, он сейчас прыгнет и свернёт хозяину башку. Но нет, сдерживается.
— Ну как ты у нас, освоилась?
— Да, спасибо, уже намного лучше, — отвечаю, приглашаю в гостиную. Корнель вальяжно заходит, кивнув рабу, чтобы тоже не топтался на пороге. Окидывает взглядом моё скромное жилище, не позволяет себе выказать пренебрежения, галантно целует руку, называет прекрасной госпожой, уточняет, нравится ли мне на планете, всего ли в достатке, не обижают ли — и так далее, и так далее.
— Вот, — вдруг указывает на парня, — решил тебе подарок сделать.