А главное - запомнилось ощущение обретаемой силы, которой делились с Бертой щедро, без оглядки - мол, бери, бери, ещё есть, и на двоих хватит…
Едва отдышавшись после всего, Берта быстро села на постели по давней, ещё цирковой привычке сразу подниматься, даже если упала. Тряхнула головой, отбрасывая на спину спутанные волосы. Огляделась по сторонам. Господи, это сколько же времени прошло? Дождь закончился. Берта посмотрела в окно. Светло. Стынет на проясневшем небе тощий молодой месяц, щерится… Берта отвернулась.
Ещё несколько часов назад она и вообразить не могла, что такое в её жизни вообще возможно. Ведь как всё это было раньше? Лечь, расслабиться, чтобы было не так больно, закрыть глаза, чтобы было не так противно, и думать о чём-нибудь постороннем. Эта схема всегда действовала безотказно. А вот сегодня впервые не сработала. То есть, первые три пункта выполнились на автомате, а вот с последним вышла осечка. Думать о чём-то постороннем Берта в первый раз не смогла. Вернее, думать не получалось вообще. Только однажды в ответ на его быстрый шёпот: “Можешь кричать, если хочется. Я Заглушающее поставил” промелькнуло вялое удивление: “Когда только успел?”
А так - оставался только тайный жар, растущий где-то в груди, тёплыми волнами разливающийся по всему телу, смывающий все мысли и чувства… Кроме одного, ещё никогда ею не испытанного - чувства внеземного притяжения к другому человеку. Её, и правда, тянуло к нему, тянуло так сильно, как тянет к мощному магниту какую-нибудь булавку…
Берта тяжко вздохнула. Хоть всё и было…потрясающе, у неё почему-то что-то неприятно сжалось внутри. Это что-то подсказывало ей, что она в очередной раз влезла в нехорошую историю. Даже в очень нехорошую.
Ясное дело, в том, что она переспала со своим преподавателем, ничего хорошего и быть не могло. Кроме самого процесса, разумеется. Нет, честно, Берта и не ожидала от него такого бережного обращения с собой - как с редкой драгоценностью, давно желанным сокровищем, как будто он всю жизнь только её одну и ждал… Хотя цель, ради которой они улеглись в одну постель, как раз предполагала что-то подобное. Не брать он собирался, а отдавать. Не так уж он её и хотел - это же понятно. Просто он, видимо, был добрым и жалостливым человеком и неплохо умел притворяться.
И всё же…
“Интересно, он со всеми - так?” - Берта попыталась прогнать непрошеную мысль. Неинтересно, неинтересно, совсем неинтересно! Какое ей дело до всех его женщин да и до него самого, если то, что было сегодня между ними, никогда больше не повторится?
Или?..
- Останься, - этот голос заставил её дёрнуться всем телом.
- Что?
- Останься, прошу тебя, - и добавил, как бы извиняясь: - После такого засыпать одному - просто катастрофа.
Если бы не огромное чувство благодарности и слизеринское понятие о чести, Берта бы ответила ему так, что Люпин снял бы с её факультета вообще все баллы.
- Зачем тебе это? - ох, сколько же сил уходило у неё на то, чтобы не сорваться и не послать его к чёрту!
- Честно? Хочу с тобой поговорить.
Ну, вот пришла пора вспомнить о хорошем воспитании.
- Профессор Люпин, я безмерно благодарна вам за вашу доброту и участие, но границы моей нижайшей просьбы не выходили за рамки постели. Так что, вы можете считать себя свободным от всех обязательств. И без душевных разговоров вполне можно обойтись.
И тут она осеклась. Потому что обернулась и, наконец, посмотрела ему в лицо. Лунный свет был очень скудным, но кое-что увидеть Берте всё же удалось. “Господи, да как же это я? И ведь, что характерно, абсолютно не помню, что царапалась. И немудрено, вообще-то, что не помню”, - как-то стыдливо призналась сама себе Берта.
Как бы там ни было, уж эту-то вещь она для него сделать могла. Или всё же нет? Не напрасны ли были все сегодняшние жертвы?
Она повернулась к нему совсем, подползла поближе, внимательно разглядывая его в кровь искусанные губы и яркую царапину на щеке. Протянула руку, кончиками пальцев провела по его губам - справа налево, потом слева направо. Какое же знакомое чувство - то, что сопровождало её всю жизнь, а в последние недели почти совсем покинуло… Кажется, будто можешь всё.
- Лучше? - спросила Берта.
Несколько секунд Ремус недоуменно смотрел на неё, а потом, весело улыбнувшись, прижал Берту к себе и поцеловал - разом зажившими от её прикосновения губами.
- Ведь получилось же, милая моя, дорогая, хорошая!.. Получилось! Теперь уже всё точно будет хорошо…
Она отстранилась от него, головой покачала.
- Не надо этого, профессор. Не надо. Я не ваша. Я вам очень благодарна, правда. Но ведь завтра мы друг о друге даже и не вспомним!
Ремус пожал плечами.
- Я вообще-то маразмом пока не страдаю. А вот у тебя что-то подозрительно короткая память. Я как раз об этом и хотел поговорить. Ты ведь мне “люблю” шептала по-немецки! - ненадёжный месяц ретировался за очень вовремя подползшую тучу, и Берта лица Ремуса больше не видела, но по голосу поняла, что он улыбается.
- Разве? - она слегка растерялась. - Ну, мало ли, что мы говорим? Тем более в постели…
- Не рановато ли для такого цинизма? - каким-то безнадёжным тоном спросил Ремус.
- Какой же здесь цинизм? - удивилась Берта. - Разве я не права? Или вы всерьёз решили признаться мне в вечной любви? Я вам даже завидую. В вашем возрасте - и сохранить такую наивность, - она ухмыльнулась. - Да расслабьтесь вы! Постель - ещё не повод для знакомства.
- Вот как? - вежливо переспросил Люпин. - Стало быть, в вечную любовь ты не веришь?
- Я ни во что не верю, - хмуро буркнула Берта.
- Ни во что не верить - это смерть, - убеждённо произнёс Люпин. - Но ты же говорила и о Боге…
- В Бога - верю, в людей - нет, - отрезала Берта. - Это всё, что вы хотели узнать?
- Всё. Иди, куда хочешь. С тобой невозможно разговаривать, - устало сказал Ремус.
- Ну-у, нет! Вы на часы-то смотрели? - почему-то Бертой вдруг овладел какой-то весёлый боевой задор.
- Нет. Знаешь ли, мне было как-то не до того.
- Мне тоже, - серьезно кивнула Берта. - Но, по моим расчётам, комендантский час уже миновал, Филч вышел на ночную охоту и подстерегает невинных жертв в коридорах Хогвартса. Так что жертвам не столь невинным лучше там не появляться!
Ремус расхохотался.
- Вот невозможная девчонка! Я же тебе сразу сказал - оставайся. А ты мне тут битый час голову морочишь! Выпороть бы тебя хорошенько…
- О, не подозревала, что вам такое нравится… - засмеялась Берта.
- Я тебя точно придушу! Ложись и молчи, ради Мерлина.
- Слушаюсь, сэр!
В последующие дни Ремусу Люпину наглядно продемонстрировали, что такое истинно слизеринское самообладание. При встречах с преподавателем Защиты на уроках или на дополнительных занятиях Берта и бровью не вела. Будто и не было ничего. Люпину иногда казалось: а уж не приснилась ли ему, в самом деле, вся эта сумасшедшая, но такая бесконечно счастливая ночь? Неужели и впрямь лежала в его объятиях эта непонятная девушка, пахнущая злостью и радостью, а ещё - чем-то таким, от чего никогда не хотелось бы этих объятий разжимать?
А вот Берту Лихт, похоже, подобные терзания не мучили. Ходила себе спокойно, училась, часами сидела у Снейпа в лаборатории. Только в глазах у неё появился какой-то живой блеск, словно бы зажёгся интерес к жизни. Или это только ему так казалось?
Вообще-то он нисколько не сожалел о содеянном. Да, конечно, Ремус Люпин вполне отдавал себе отчёт в том, что с точки зрения закона совершил уголовное преступление. Об этике и морали и говорить не приходится. Но…
Сегодня на уроке Защиты они в очередной раз отрабатывали дуэли. Берта так легко и изящно расправилась со своим противником, что профессор Люпин без зазрения совести поставил ей за урок высшую оценку. Он украдкой перелистнул классный журнал и просмотрел страницы, заполненные другими преподавателями.
У профессора Флитвика напротив фамилии “Лихт” частоколом стояли «тролли», даже «С» попадались редко. А вот на двух последних уроках преподаватель Заклинаний снизошёл до «У».