…Мюнхен - шкатулка немецкой готики, и зданий, возраст которых исчисляется веками, там более чем достаточно. Монастырь Святой Бригитты не был исключением. Он и монастырём-то стал всего каких-нибудь лет сто назад. А до этого старинный рыцарский замок принадлежал древнему аристократическому роду и передавался по наследству из поколения в поколение.
Каждый новый владелец замка что-то менял в нём, что-то перестраивал. Так что, к моменту приезда туда Берты здание монастыря представляло собой весьма причудливое сооружение.
Нет слов, оно поразило маленькую деревенскую девочку своей вышиной, мрачностью и загадочностью. И - враждебностью. Едва переступив его порог, Берта своим ведьминским чутьём сразу ощутила: здесь ей не рады. И речь шла не о людях. Не только о людях.
…Древние стены хранили на себе отпечатки памяти о тех, кто жил и умер здесь. Умер не своей смертью. Для Берты пустынные лестницы и безлюдные коридоры были живы, там ещё звучали голоса тех, кто был д о… Там ещё звенели мечи, извергались проклятья и вершились заговоры. В подвалах замка скрывались тайники, наполненные золотом. Золотом, обагрённым кровью. Но все эти клады интересовали Берту только с точки зрения эмоций, которые их окружали. Злоба, месть, подлость - их было так много и они представляли собой такую тёмную силу, что люди, попадая в эти стены, должны были бы падать замертво.
Но никто ничего не замечал. Мучилась одна Берта - от странных тяжёлых снов, от непонятных звуков, которых, кроме неё, больше никто не слышал, от лужи крови, которую она иногда “видела” посреди столовой… Да, когда-то здесь убивали, и смертей было слишком много, чтобы можно было спокойно дышать.
Нечего и говорить, что за все свои странности Берта получила почётное прозвище “Тронутая”. И окружающие откровенно сторонились её.
Одинокие прогулки по замку стали для Берты привычным развлечением. Да, в этих стенах ей было плохо, но они хотя бы были ей понятны, они имели отношение к тому миру, где от простуды варят зелья, а переломы сращивают заклинанием.
Убивало то, что за Бертой никто не приезжал. Дело в том, что интернат их был не совсем обычным. Там содержались не только сироты, но просто девочки из малообеспеченных семей. Так что, те, кому было куда возвращаться, уезжали на каникулы домой.
А про Берту будто забыли. Год, второй, третий… Потом она уже перестала ждать.
К пятому году обучения она уже знала наизусть почти весь замок. Но возможность побродить по этажам выпадала нечасто - в монастыре был очень строгий распорядок.
Оставались бессонные лунные ночи. Берта дожидалась, когда семь её соседок по спальне заснут, одевалась и выходила из комнаты. В коридоре в этот час обычно стояла тишина. Дежурные монахини особой бдительностью не отличались.
У Берты был один, самый любимый, маршрут: дойти до конца коридора, где скрывалась старая, заколоченная дверь, а потом, отодвинув расшатанную доску, вылезти на каменную лестницу, которая, по подозрению Берты, была ровесницей старого замка.
Высокие крутые ступеньки этой лестницы наверху заканчивались площадкой, с которой через маленькую дверь можно было проникнуть в большой заброшенный коридор, стены которого были увешаны портретами прежних владельцев замка. Долгие часы проводила Берта среди никому теперь не нужных, испорченных холодом и сыростью картин…
Но на той площадке находилось нечто поважнее всяких картин. Окно…то есть, не окно даже, а просто узенькая бойница, оставленная с тех стародавних времён, когда привычным оружием были лук и стрелы. Оно не имело ни стекла, ни рамы, и в его амбразуре с трудом мог поместиться взрослый человек. Но Берта была ребёнком… Зимой ли, летом, в любую погоду она стояла у этого окошка и смотрела на город. С такой высоты далеко было видно.
…А ступени, ведущие вниз, позволяли совершенно свободно проникнуть на крохотный задний дворик, неизвестно для какой надобности задуманный средневековым архитектором. С двух сторон этот вымощенный камнем пятачок земли ограничивали стены монастыря, с двух других - высокая монастырская ограда.
О том, чтобы перебраться за ограду, нечего было и думать. Но Берту это не тревожило. У неё было своё собственное, от всех тайное небо, которое никогда не бывает одинакового цвета - всего лишь кусочек этого неба, и всё же… И было дерево, росшее за оградой и клонящее через неё к Берте тёмные тяжёлые ветви.
Это был ясень - “её” дерево, как говорил Иоган. От него она могла брать силу. Берте вдруг вспомнился Олливандер: “Такой палочки в продаже нет, её нужно заказывать специально. Белый ясень, перо ворона… Редкое сочетание. На моей памяти этот материал подошёл только вам”.
…А ещё этот ясень шумел по весне густой листвой и бросал прямо в протянутые ладони сухие листья по осени…
В тот осенний вечер Берта задержалась несколько дольше, чем обычно. Когда возвращалась, первым, что она увидела, было белое, до смерти перепуганное лицо сестры Ханны - сегодняшней дежурной. Монахиня бежала по коридору и идущей ей навстречу девочки даже не заметила.
Берта сразу напряглась. Монастырская жизнь была очень бедна событиями, и такое поведение сестры Ханны могло означать, что случилось действительно что-то серьёзное.
Войдя в спальню, Берта поняла: случилось. В спальне горел свет, и все девочки были на ногах. Все, кроме одной. Катарина Франк, не шевелясь, лежала на полу. И лишь один звук нарушал поистине “мёртвую” тишину - будто скулил голодный щенок. Берта ещё удивилась - в монастыре ведь жили только кошки…
Фрида Мюллер, прямая, как свечка, стояла на коленях над Катариной и…не плакала даже, а вот именно скулила.
И только теперь Берта разглядела маленькую алую ранку на виске у Франк.
После того, как в спальню пришла разбуженная посреди ночи сестра директриса с ещё двумя монахинями, Катарину унесли, а Фриду с большим трудом удалось куда-то вывести из комнаты (одну монахиню девочка даже укусила), у Берты появилось время для раздумий. Засыпая в соседней спальне (девочки, все до одной, наотрез отказались ночевать в комнате, где умерла Катарина), Берта перебирала в памяти сбивчивые “показания” соседок, даваемые ими директрисе прямо “на месте преступления”, добавляла к ним то, что раньше видела и слышала сама… Конечная картинка вышла настолько жуткой, что Берта сначала не хотела этому верить. А пришлось…
С Катариной Франк отношения не заладились сразу. Ей, кажется, больше всех не давали покоя странности Берты. Издёвкам не было конца. Но Берту они как-то не особенно задевали.
Фрида Мюллер, тихая, незаметная девочка-сирота, на уроках сидела с Бертой за одной партой. Дружбы между ними не было - Берта не стремилась заводить подруг. Но часто она ловила на себе пристально-внимательный взгляд тёмно-голубых глаз соседки…
В ту ночь, видимо, произошло следующее.
Берте всегда удавалось выскользнуть из спальни незамеченной - возможно, магия помогала. Но, очевидно, в ту ночь не спалось не только Берте. Франк случайно или намеренно увидев, что Берта вышла, решила пойти наябедничать сестре. А Фрида попыталась её остановить. Толкнула - и… Катарина Франк неудачно ударилась головой о ножку металлической койки и умерла. Фрида Мюллер… Уснуть Берта так и не смогла и рано, на рассвете, выглянув из спальни, услышала, что девочка перестала разговаривать и никого не узнаёт, и её отправляют в клинику для душевнобольных.
Потом, в Хогвартсе, у них с профессором Снейпом много было разговоров по поводу той истории. И Берта поняла, что с Фридой произошло то же самое, что случилось четыре года спустя с маглом по имени Чарльз Хиллтон. Берта, сама того не желая, наложила на этих двух нечто вроде лёгкого Империуса, чем их и погубила.
Эта вина не давала ей покоя до сих пор. А уж тогда… Да, конечно, в этом не было злого умысла. Но Берта вдруг осознала, какой страшной силой обладает, и какую власть над людьми ей это даёт. И поняла, что опасна для окружающих.