…А потом они оба сидели у маленького костерка, пили “чай”, заваренный из смородиновых листьев, и говорили, говорили, говорили…
- Крис, я тут спросить хотела… - Берта отставила в сторону гнутую металлическую кружку.
- Ну, спрашивай. Я сегодня добрый, - оскалился оборотень.
- Я у тебя одну книжку нашла…
- Только одну? - хохотнул Крис.
- Такую - одну, - серьёзно сказала Берта. - Все другие - вымысел, хоть и прекрасный. А эта - настоящая. И всё в ней - правда.
- Что-то я таких книг у себя не припомню. Да и существуют ли они в природе?
Берта молча поднялась с места, ушла в домик и вернулась с толстой тетрадкой в руках.
- Вот.
Крис чуть нахмурился.
- Ах, эта… “Ликантропия - это не болезнь, а образ жизни”… Брехня. Столько лет у меня дома валяется - я уж и позабыл о ней. Ты бы лучше “Книгу джунглей” почитала. Полезнее.
Берта легонько пожала плечами. Села рядом с Крисом, положила тетрадку себе на колени и, гладя её старый картонный переплёт, заговорила:
- Крис, так вот я спросить хотела… Это ведь рукопись. И если она оказалась у тебя, значит, ты был знаком с её автором?
- Было дело… - уклончиво буркнул Крис. И глаза у него стали невыносимо грустные.
- А кто он такой - этот Дворжак?
Крис только тяжело вздохнул и ничего не сказал. Молчание его было таким долгим и тяжёлым, что Берта поняла, что больше тот ничего и не скажет.
Тем более неожиданным стал для неё его негромкий бесцветный ответ.
- Я это.
- Что? - Берта подумала, что ослышалась.
- Кристоф Дворжак - это я. Так меня звали раньше. В позапрошлой жизни, - с горьким смешком пояснил Крис.
Берта не знала, что ей подумать, не знала, что сказать. Хотя что, собственно, так её поразило? Можно было догадаться - по речи, по черноватому юмору, по странной, но складной логике, да, наконец, просто по созвучию имён. Но поразила её - как и всегда поражала - бездна и бессмысленность человеческого горя. Вот сидит перед ней автор удивительного текста, которым Берта болела уже неделю (книга была проглочена за сутки, а потом старательно перечитывалась и запоминалась). И что можно было сотворить этим текстом! Сколько душ примирить с собой и с миром, перевернуть сознание стольких людей! Ведь - Берта точно это знала! - прочитав эту книгу, ни один маг не смог бы и дальше относиться к оборотням со страхом и ненавистью (как это было принято веками), а ни один вервольф не был бы озлоблен тем, что отличается от мага. И в этом мире больше никогда не казнили бы за непохожесть…
И вот теперь человек, написавший такую удивительную книгу, сидел около Берты с такой тоскливой безнадёгой в глазах… Будто это не он вывел декалог заповедей начинающего вервольфа - и первой (и главной) заповедью назвал: “Никогда не отчаивайся!”
- Крис… - тихонько позвала Берта. - Тебе лет-то сколько?
- Зим, - поправил он, не глядя на неё. - У нас в лесу года по зимам считают. Сколько раз удачно перезимовал - тут твоё и счастье. Моих зим пятьдесят шесть намело…
- А тебе и не дашь… - действительно, вычислить возраст оборотня - дело мудрёное.
- А то! Мы народ здоровый, живучий… - так горько это прозвучало…
Берта задумалась.
- Дворжак… Ты из Польши родом?
- Я чех. Но в Чехии не был никогда. Родился и вырос здесь.
- Здесь? - Берта обвела взглядом полянку и ветхий домик.
- Ну, не прямо здесь - маленько подалее, - усмехнулся Крис. - В Лондоне, если быть точным. Мои родители бежали из Чехословакии в 38-м - ещё до Второй Мировой, - Крис замолчал.
- А дальше?
- Да что дальше? Ничего особенного. Матушка уже на сносях была, когда они сюда приехали. В положенный срок и я на свет появился. Жили мы бедно. Помню квартал иммигрантский… В школу ходил - тоже в специальную, для детей иммигрантов. Закончил её с отличием. Директор школы был добрым человеком - без его помощи мне в Кембридж нипочём не поступить было. Но я поступил - и даже почти доучился. А потом, на последнем курсе вышло у меня…недоразумение с университетским начальством. Меня там и так из милости держали. В общем, послал я этот книжный шалман куда подальше. Сам ушёл, не стал ждать, пока попросят. Злой был, как чёрт, на весь этот мир. Думал: а ну её к бесу, цивилизацию эту! Ни черта в ней хорошего нет. По-другому надо… Ну, вот, взял и ушёл в лес. Покоя хотел. Был такой поэт русский - Пушкин. Так вот он говорил: “На свете счастья нет, но есть покой и воля”. А где их искать ещё, как не в лесу?
- Нашёл? - спросила Берта.
Крис неопределённо пожал плечами.
- Зим десять тут прожил. Обжился. Грибы-ягоды. Охота. Со стаей волчьей подружился - они меня не трогали. Даже понимать по-волчьи начал… - невесело усмехнулся Крис. - А потом Элку встретил. Она тоже здесь, в лесу жила - да только я её ни разу за десять зим не видел. И не увидел бы, если бы она сама того не захотела… Она такая! - он снова как-то неопределённо оскалился. Помолчал немного, потом продолжил тихо: - А я до неё словно и не жил на белом свете… И самое паскудное, что не знал ведь о ней ни черта! Ни про чародейство, ни что оборотень она… Да и на что мне было? В колдунов отродясь не верил. А тут проснусь утром и гадаю - увижу её или не увижу? И если днём увижу - был день. А нет - так и не было ничего, чернота одна. И ведь в голову не приходило выспрашивать, вынюхивать, кто такая, где живёт, откуда сюда пришла! Полгода так маялся, потом не выдержал… Ночь была - сказка. Луна взошла полная, - такая горькая издёвка в голосе у Криса прозвучала. - Спать никакой возможности не было. Вышел - думал проветриться. И недалеко ведь от дома ушёл! Слышу - бег, вроде зайца гонят - да не по-волчьи, не по-лисьи, а иначе как-то… Только подумал - из-за кустов - волчица огромная, серая такая, в синь даже, - и прямо на меня. Глазищи её помню - яркие такие, чуть не искрами, как угольки… Что дальше - не помню. Очухался уже под утро. В лопухах. Кровищи не так, чтобы много, но изрядно. А рядом - Элка… Вся исцарапанная, глаза красные, трясётся вся… “Ты чего тут?” - спрашиваю. А голоса-то и не слыхать… А она тоже молчит, слова сказать не может. Плачет только. Потом из рукава штуковину какую-то чёрную достала - палочка это была волшебная, да я и не знал тогда - и давай ею надо мной водить. Водит-водит, а сама что-то тихонько приговаривает. И всё губы кусает…
Крис замолчал. Видимо, у него перед глазами до сих пор стояла эта картина из далёкого прошлого.
- Полегчало мне, - отмер оборотень. - Элка сказала, могло и хуже быть. Это меня ещё стая моя отбила. Уж не знаю, как они почуяли, что беда со мной?.. Вот. А потом мне Элка всё и рассказала про себя. Ну, не всё, конечно, - поправился Крис. - Всего от неё и посейчас не добьёшься. Но главное я узнал. Что она волшебница и каждое полнолуние перекидывается в волка. И что я теперь буду такой же…
Крис окончательно умолк, и у него был вид человека, навсегда затерявшего свою память где-то очень далеко.
- Крис, а книгу ты тогда написал?
- Не сразу. Начал тогда - чтобы не свихнуться. Сама понимаешь, маги, оборотни - все те, о ком я раньше только в сказках читал, реальностью оказались. Больше того - я теперь и сам был такой. Мне нужно было осознать. Разобраться. Я расспрашивал Элку, наблюдал за ней, за собой… Глава “От Крещения до Именин” написана как раз тогда. И время от укуса до первого полнолуния, которое я там описал, - это личный опыт. Потом наша стая стала пополняться - и это был уже некий социальный эксперимент… За созданием и становлением общества нелюдей наблюдать довольно занятно было.
- Крис, а почему же ты не напечатал её?
- А зачем? - вопрос прозвучал горько.
- То есть как - зачем? - Берта была совершенно ошарашена. - Да затем, что такой книги нет и не было до сих пор! Ты хоть понимаешь, что всё теперь можно изменить?
- Дурочка, - ласково сказал Крис. - Да в магическом мире ни один авантюрист-издатель не станет этого печатать! Да что там - печатать… Меня с такой физиономией и на порог не пустят. У меня ж, можно сказать, на лбу написано: “Вервольф”.