Это верно. Крис по своей природе был маглом, и его организм не мог сопротивляться ликантропии. Время сильно поработало над ним, превратив из человека в полуволка.
- Да и, удайся мне моя затея с издательством, книге всё равно не дали бы хода. Министерству невыгодно, чтобы нас считали людьми. Гораздо легче и проще лишить оборотней всех прав и загнать нас в резервации.
Крис замолчал, а потом снова начал говорить - тихо и безнадёжно.
- И, знаешь, иногда мне кажется, что они правы. Видел я Сивого и его ублюдков… Стая мы. Тупые зверюги. Только и годимся, что на бойню…
Столько в этом было боли и горечи, что Берта надолго притихла, не зная, что сказать.
- Крис, - тихо-тихо, будто боясь спугнуть птицу печали, - помнишь? “Бог долго выбирал, кого из существ сделать главным на Земле. Самыми достойными оказались волк и человек. Кого из них выбрать? И устроил Бог разные испытания им. Победил волк. Он оказался проворней, сообразительней, выносливей, сильнее человека. Казалось бы, всё решено. Однако Бог колебался. И наконец устроил последнее испытание. Он пристально посмотрел на человека. Тот не выдержал взгляда и покорно опустил голову. Тогда Бог посмотрел в глаза волку. Зверь не отвёл взгляда. И дерзко продолжал глядеть на Бога. И человек был объявлен главным существом на Земле”.
Чтобы почувствовать приближение полнолуния, Берте не понадобился даже самодельный лунный календарь Криса. Во-первых, июньские ночи были очень ясными, а во-вторых… Растущую луну Берта ощущала всей кожей. За несколько дней до вечера-икс девушка почти перестала есть. Зато её постоянно мучила жажда. И ещё - лихорадка. Берту без конца бросало то в жар, то в холод. Но хуже всего было то, что жёлтая, почти круглая луна так дурманила разум, что ни один день у них с Крисом не проходил без скандала. Поводом могло служить всё, что угодно. Крис, конечно, как мог, пытался сдерживаться, но и он чувствовал себя не лучше - припадки агрессии донимали и его.
…Утром Берта, в очередной раз слетев с катушек, бросилась царапать Крису лицо. Оборотень, еле отцепив её от себя, вытолкал девчонку на улицу: “Иди, проветрись!”
Но далеко Берта не ушла. Зайдя за хибарку, она присела на нагретую солнцем траву. Лицо горело, губы были солоны от горючих злых слёз. Берта с остервенением ударила кулаком о деревянную стену. Потом ещё раз. Неровный выступ горячего дерева попался ей под руку - и на кисти заалела ссадина.
…Всё раздражало: свет, высохшая горячая земля, запахи, звуки. Берта чувствовала каждый шов на своей одежде. Песок и камешки на дороге ощущались даже через подошву туфель. Сводили с ума даже собственные волосы. Раз Берта хотела ножом отрезать косу - она казалась неподъёмной, жгла и натирала шею, как кручёная верёвка, - да Крис отобрал у неё нож. В благодарность ему досталась грубая брань.
- Чего расселась? - на макушку ей легла тяжёлая ладонь.
- Отвали! - Берта вывернулась из-под руки Криса.
- Что-то ты сегодня неласковая… - сожаление и угроза одновременно звучали в его голосе.
Берта с опаской глянула на Бурого. В последние дни в нём всё сильнее проступал хищник, и ожидать от него можно было чего угодно.
- Луна волнует? - Крис чуть оскалился и подошёл поближе. - Успокоить?
Дальше всё произошло очень быстро. Между ними не было никаких особенных прикосновений, какие обычно полагаются в таких случаях. Ни попытки поцеловать или раздеть друг друга… Просто Берта вдруг почувствовала под спиной шершавые брёвна задней стены дома, а на собственных бёдрах - горячие руки Криса. И поняла, что сама до одури впилась пальцами в его плечи, не подпуская слишком близко и в то же время удерживая, чтобы не смел отстраняться… Чувствовала ещё жаркое волчье дыхание на своей шее - и мгновенное ощущение: “Не тот! Другой! Обманули! Нельзя!” Которое тут же переменилось: “Ну и пусть! Лучше, что другой. Что не похож…”
…Долго ли это длилось? Берте казалось - да, очень долго. Её тело всё ещё помнило совсем другие прикосновения Ремуса… Даже перед самым полнолунием, когда в нём просыпалась совершенно особая звериная чувственность, всё это было совсем иначе, чем теперь. И даже не в грубости тут дело… Просто здесь и сейчас с Бертой был н е ч е л о в е к. Ей даже было странно, что они вот так вот, лицом к лицу… Тут больше подошла бы…кхм, несколько другая позиция.
Как бы там ни было, кончить у Берты получилось, только прокусив Крису щёку. Вот когда кровь на языке почувствовала, тогда и получилось…
И - будто и не было ничего. Только частое запалённое дыхание и собственная неверная походка по направлению к двери домика. И только проникнув в его пыльную сухую полутьму, Берта поняла, что эта сводящая с ума чувствительность как-то притупилась. Девушка безразлично опустилась на сено, легла и закрыла глаза. Было тихо, тепло, и мысли плыли в голове так же тихо, неспешно. Равнодушно.
На миг чуть приоткрытых глаз из мира куда-то исчезли краски.
Крис зашёл в домик тоже очень тихо, не желая её тревожить. Прилёг рядом, как всегда. Берта, тоже как всегда, не раскрывая глаз, прислонилась к нему.
Молчали долго. О чём было говорить?
- А почему ты так странно смотрел на меня, когда вернулся?
- Да понимаешь…я женщину так близко уже лет тридцать не видел.
- А Элка твоя как же? Рива? - чуть удивилась Берта.
- Это не то… Элка с рождения - волчица. Рива к нам не сразу прибилась - несколько лет шлялась непонятно где… А ты…ты ведь совсем ещё человек, - как-то не очень понятно заключил Крис.
Кружились пылинки в пятне солнечного света…
- Что я для тебя?
Крис грубо взъерошил ей волосы.
…Берта проснулась только к вечеру - оттого, что Крис гладил её по лицу.
- Берта, пора. Солнце к закату клонится…
Девушка вскочила, как ужаленная. На стене напротив тревожно дрожал золотой луч.
…Шли ровно, чинно, не торопясь. Крис держал её за руку.
- Будто к алтарю ведёшь, - нервно усмехнулась Берта.
- Молись, кабы не хуже, - оборвал её Крис.
Девушка притихла. Кажется, оба были взвинчены до предела. Чувствительность её усилилась стократ. Каждый шаг отдавался сумасшедшим стуком в висках. Уши наполнились непонятным шумом, эхом чего-то несуществующего, но намертво заглушающего остальные звуки. Мир попеременно то становился серым, то расцветал разноцветными пульсирующими бликами. Единственным реальным ощущением среди этой глючной иллюзии оставалась большая грубая ладонь Бурого, крепко держащая руку Берты.
Заветная полянка находилась действительно в глухой чаще. На краю косогора, среди чёрных сосен, было нечто вроде неглубокой впадины, сплошь заросшей крапивой и чертополохом. В этот, ещё непоздний, час там уже сгущались сумерки.
На краю поляны, ближе к зарослям, Берта заметила сидящую на пеньке Дару и Эрика, по привычке устроившегося на чёрной траве, у ног старухи. Оба, увидев Берту и Криса, молча кивнули. Лица их показались Берте до странности похожими - очень бледные, в испарине, с лихорадочно блестящими глазами. Но было в этих двоих ещё что-то общее - будто оба принадлежали одному роду…
Почему-то Крис не остановился, а потянул Берту за собой, дальше, на другой край поляны. Там между деревьями был широкий просвет, и высокая трава уже не казалась чёрной, а была, как и положено, зелёной. С примесью золота - так причудливо исчертили её широкими золотыми полосами лучи заходящего солнца…
Берта подняла глаза. Очередной приступ дальтонизма на время оставил её, и рыжий нахальный июльский закат весь, до донышка, вылился на Берту и, отразившись в её глазах, как глоток хмельного мёда, ударил в голову…
- Да, ясный денёк завтра будет… - негромко и даже как-то растерянно пробормотал Крис. Да Берта едва ли его услышала - только почувствовала, как крепко, как будто даже ревниво он сжал её руку.
Зато всё хорошо расслышала какая-то незнакомая Берте женщина, стоявшая впереди, ближе к склону косогора. Берта только теперь заметила, что они с Крисом не одни любуются закатом.