- Элка, ну, ты чё? Вот тебе закат, а вот тебе я! Ща мы скоренько пойдём и всё поставим, - виновато залебезила Рива. От неё ощутимо пахло виски, капюшон с головы свалился, а огненно-рыжие кудри растрепались. На порозовевшем от выпивки лице ярко выделялся след от пощёчины.
- Да что с тобой говорить - как со стенкой… - устало и беззлобно сказала Элка. - Я в твою жизнь не лезу, сама знаешь. Хоть она мне и не по душе. Но перед полнолунием-то могла бы и не надираться!
- Да я ж трезвая! - Рива уставилась на вожака невозможно честными глазами.
- Ну, да, трезвая… От тебя за милю несёт, как из бочки, - криво ухмыльнулась Элка. - Что за дрянь ты там всё время пьёшь?
- Да уж не графья мы… - недобро зыркнув исподлобья на Элку, тихо и обиженно пробормотала Рива. - Чего наливают, то и пью!
- Оно и видно… Нет, ты мне скажи, кто в прошлый раз мордой в капкан влез, а? Да ладно бы в простой! Так она ведь магический где-то отыскала - специальный, на вервольфов! Надо тебе было в эту Чёртову Пустошь соваться? Туда уже полвека ни магу, ни маглу дороги нет! Ну, да для бешеного вервольфа семь миль - не крюк…
Рива стояла, пристыжённо опустив голову. Но в её тихом бормотании Берта разобрала: “А ты какого хрена там шарилась, приблуда заморская? Откуда тебе про Чёртову Пустошь знать?”
Как только Элка вместе с Дарой, Эриком и тихо матерящейся Ривой удалились, чтобы поставить по разные стороны поляны барьер, Берта подошла к сидящему в сторонке Крису. Вид у него был хмурый и озадаченный.
- Ты чего? - она присела рядом на тёмную холодную траву. Солнце уже закатывалось за линию горизонта, и становилось прохладнее.
- Назубоскалилась с этими… - Крис зло сплюнул в сторону.
Берта ощерилась - совершенно, как Бурый.
- Ты чё - жлоб? Своё получил - так дай другим попользоваться. Боженька велел делиться…
У Криса стало такое лицо, будто он её сейчас ударит. И ударил бы - уже и руку занёс - если бы Берта не вскрикнула. Но не от испуга, а от изумления и неожиданности.
Ладонь у Криса была совершенно багровая, будто обожжённая.
- Чего это?.. - у Берты даже голос сел.
- Чего? - не понял Крис.
- А рука-то?
- А-а… Сти-хий-на-я магия, - с трудом выговорил Крис.
- Так ты же вроде не маг!
- Зато ты - ведьма… Да ещё и ненормальная, к тому же. Где это видано, чтоб безоружной под палочку лезть?
- Прости… - как-то безнадёжно, чуть нараспев протянула Берта, взяв его руку и поднося её к губам. Крис руку отдёрнул.
- С ума сошла?
Действительно… Вылечить прикосновением она теперь не может. Только покалечить.
Барьер был готов. Солнце зашло, и теперь оставалось только ждать. Вся стая была в сборе. Все нервные, злые. Напряжённо молчали.
Берта сидела, тесно прижавшись плечом к Бурому. Так было немного спокойнее - не так грызла изнутри тревога.
…С наступлением темноты мир стал стабильно чёрно-белым. Берту била лёгкая дрожь. А голова наоборот горела. А в висках всё громче стучало: “Мы одной крови… Мы все одной крови…”
И это так. Горящие лихорадкой глаза, пересохшие губы кривятся в ухмылке. Уже не люди. Ещё не звери.
Берта знала, что каждое побледневшее ожидающее лицо - зеркальное отражение её собственного.
- Время! - как удар меча, разрубающий жизнь на д о и п о с л е.
И после выкрика Эрика - вот она, нахалка, прячется за ветками, но здесь она, чуем - здесь… Знаете, как пахнет луна? Холодом, обжигающим лёгкие. Серебряным крошевом, впивающимся в каждую клеточку. И никуда от этого не деться… Упасть на траву, кататься по ней, пытаясь сбросить с себя это едкое серебро…бессмысленно. Оно, словно панцирь, покрывает тело, всё прочнее с каждой минутой, как стальные доспехи… Серебряной молнией в мозгу: она ведь уже видела, как заживо горит человек… “И я…и мы сгорим! Все…все погибнем!” Потому что не жизнь это. Дыхание забываешь. Душа теряется. Потому что нету у тебя никакой души. А сам ты - только воющее от боли нечто.
…Трансформация заняла у Берты полчаса. Кажется, от такой затянувшейся пытки должно было остановиться сердце. Не остановилось. Оборотни - живучие твари…
Когда ей удалось со второй попытки встать на разъезжающиеся ноги…то есть, конечно, лапы, Берта, наконец, смогла оглядеться. Остальные уже превратились - ждали только её. Всё ещё поскуливая от боли, Берта повернулась. Тут же сбоку к ней подбежал здоровенный волк. Сочувственно лизнул в нос. “Бурый”, - узнала Берта.
Как ни странно, дневной дальтонизм ночью совершенно её оставил, и краски Берта различала хорошо - насколько позволяла темнота.
…Вон Каин с Авелем стоят - даже сейчас одинаковые, грязно-серые волки с чёрными лапами.
Дара - худая светло-серая, будто седая. Задняя лапа перебита - и без магии тут не обошлось…
Эрик - светлый-светлый, почти белый. После превращения - совсем щенок…
Рива - даже сейчас хитрая, проказливая с виду. А шкура, как ни крути, всё в рыжину отдаёт…
Элка стояла чуть поодаль и настороженно принюхивалась. И даже теперь она была красива… Рослая крупная волчица с густой шерстью глубокого серого цвета. В лунном свете она и впрямь казалась синеватой… Только на лбу у вожака Берта разглядела белую отметину. “Так вот откуда у тебя такая кличка!”
…Сбитое недавней болью дыхание постепенно выравнивалось. Да и сама боль проходила на удивление быстро. Берта высоко задрала морду и, прерывисто, взлаивая, завыла. И если бы кто-то взялся перевести этот вой с волчьего языка на человечий, вышло бы что-нибудь не очень цензурное.
…И, чёрт побери, что это была за ночь!
Когда бежишь, бежишь, бежишь через чёрный лес, только по запаху узнавая, что ты не одна. Что рядом - твоя стая…
А как прохладная влажная земля под лапами пахнет, знаете? Где вам! Да и на что?..
…И хлещут по бокам невидимые чёрные ветки, и сладко пахнет испуганной добычей… Ходу! Ходу! Догнать, прыгнуть, впиться в горло. Почувствовать, как потечёт по губам жаркая тёмная кровь. Как трепещет под твоим тяжёлым сильным телом другое - ещё живое, но уже обречённое…
А потом, после первой крови устало брести по мягкому мху, дыша ночной прохладой, и лесом, и землёй, и крупными летними звёздами… И даже сама луна тебе сейчас нипочём - ведь сегодня ты её победила. Пусть на миг, но ты перестала быть её жертвой - ты стала охотником. Ты убила - и ты убьёшь ещё, столько, сколько понадобится, чтобы навсегда смыть с себя клеймо жертвы. Пусть даже и чужой кровью.
А пока…пока идти через лес, дыша смолой и земляникой, и чувствовать, как с каждым шагом приближается к тебе иной запах - водяной, камышовый, кувшинковый… Река.
Река - это большое ленивое животное. Чёрной блестящей змеёй ползёт она меж крутых берегов, шумно дышит сырым зябким ветром, сонно лепечет о чём-то в темноте…
Берта спустилась по мягкому песчаному склону к самой воде. Белым расплывчатым пятном покачивалась луна на чёрном гладком теле Реки.
Ох, и сладко же лакать тёмную речную воду из лесной чаши… Говорят - чаща лесная. Ан нет - чаша. Неупиваемая чаша… На дне её рождаются ветры и лесные шёпоты. Сюда прибивает течением мёртвых зверей - а потом Река вновь поглощает их и уносит куда-то… Что там - звери, что там - люди?.. И пусть вместо человеческого лица в воде отражается волчья морда. Перед Рекой все равны. Все мы - одно. Из воды вышли - в воду и уйдём. Вечный этот круговорот вершится - здесь.
Так стоять тут, лакать речной зноб и зной. Чтобы в жилах теперь пополам с чужой кровью потекла речная вода.
Причастие - глупый магловский обряд, всего лишь отголосок древнего, вечного таинства, известного каждой лесной зверюшке. И навсегда позабытого человеком.
…Стоять здесь.
Причаститься Реки.
И навек расстаться с прошлым.