На ходу сбрасывая пальто, он жестом усадил на место подскочившего Никодима и, улыбнувшись, представился:
– Околоточный надзиратель Петр Аполлонович Селиверстов, к вашим услугам.
Повернув стул спинкой вперед, с размаху плюхнулся на сиденье, и продолжил:
– Ну, что ж, приступим… Имя? Фамилия? Когда и где родились? Сословие? Вероисповедание?
Выдержав сколько можно паузу, я, будь что будет, все же решился ответить:
– Степан Исаков. Родился 5 февраля…, – и тут я запнулся, в поисках ответа блуждая глазами по сторонам, пока не наткнулся на настенный церковный календарь. Судя по нему, на дворе стоял 1879 год. Ругнувшись про себя неприличным словом за вопиющую невнимательность, и со скоростью калькулятора произведя вычисления, уверенно закончил, – 1843 года в городе Вышний Волочек Тверской губернии.
Остался вопрос о сословии. Поскольку крестьянином я никогда не был, а звание старшего офицера, пусть даже в прошлой жизни, как-никак позволяло претендовать на жалованное дворянство, пришлось выбирать компромисс:
– По происхождению мещанин, – если не изменяет память, простой горожанин. Я прикинул, такой генезис в вольном толковании не так уж далек от истины. – По вероисповеданию – православный.
Заминки в ответах сильно не понравились околоточному. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, если человек не может быстро и вразумительно ответить на элементарные вопросы касаемые его самого, значит, он, скорее всего, банально врет.
Выражение лица Селиверстова с обманчиво-простодушного в одну секунду сменилось на напряженно-хищное. Сыщик почуял добычу и, скорее всего, решил, не теряя даром время, примерить меня на последнее убийство. Уже без улыбки, он холодно продолжил допрос:
– Из какой местности изволили прибыть, любезнейший и когда?
– Не далее как вчера вечером из Казани, – ответ родился сам собой. В Казани я служил много лет назад после окончания военного училища. Оставалось надеяться, что когда совсем придавит, география города вспомнится сама по себе.
– Значится из Казани, – повторил за мной околоточный, задумчиво покачивая головой. – Издалече, однако. Не утомились, дорогой-то? – и не дожидаясь ответа, приторно продолжил: – А документик, личность удостоверяющий, какой у вас имеется?
Гаже вопроса придумать было сложно. Я ни сном, ни духом не ведал, какими документами здесь должен располагать добропорядочный обыватель.
– Документов в настоящее время показать не могу. В силу определенных обстоятельств их у меня просто нет.
– Так, так, так, интересненько, – покачал головой Селиверстов и неожиданно подскочив, грозно рыкнул:
– Очень печально-с!.. Для тебя, голубь, печально! – фамильярный переход на «ты» оптимизма мне не добавил.
– Ну, что ж… Направим-с нарочным запросы в департамент, а тот, в свою очередь запросит Казань и Вышний Волочек. А тебе, мил человек, покудова придется поскучать. Да только уже не у нас в гостях, а в центральной городской тюрьме, – вкрадчиво вымолвил он и выжидающе вперился в меня.
По логике околоточного, теперь должен был последовать мой вопрос о сроках хождения запроса. Но именно потому, что полицейский явно на это нарывался, спрашивать я не стал. Повисла хрупкая тишина, разбавленная лишь скрипом пера и шуршанием бумаги, на которой старательно сопящий помощник Селиверстова старательно фиксировал наш диалог.
Ловя момент, я прикинул возможное развитие ситуации. В пассиве у меня имелось отсутствие каких-либо документов, изъятая в номере одежда непонятного происхождения, крупная сумма денег, плюс мобильный телефон, назначение которого будет весьма затруднительно объяснить. А так как в этом мире в принципе не существовало людей, способных удостоверить мою личность, то срок сидения в ожидании ответа в теории стремился к бесконечности.
В активе было значительно меньше. Разве что невозможность законными методами повесить на меня убийство возле трактира. Свое алиби я мог предъявить посекундно, даже, если ради этого пришлось бы освежить память Стахову.
А еще в ходе допроса мне почудились интонации не очень умелой вербовочной беседы. Неужто и здесь начальство настолько жестко требует дутых показателей, что они готовы первого встречного-поперечного в стукачи записать? С другой стороны, не исключено, что околоточный, пользуясь случаем натаскивает малоопытного подчиненного. То-то Никодим то и дело зыркает исподтишка, да прикусив от усердия кончик языка, истово конспектирует за начальником. В любом случае, если околоточный явно попытается склонить меня к сотрудничеству, появляется реальный шанс поторговаться. А пока я решил проверить это предположение, слегка поддразнив Селиверстова.