Нокс.
Мой любимый герцог.
Мысль о нем пробивается лучом ясности сквозь морок наваждения.
Мой Нокс там, внизу.
И я хочу, чтобы он жил. И был счастлив с кем-то, кто в один прекрасный день не превратится в монстра-убийцу.
Какой-то мудрец однажды сказал, что любить — значит, желать счастья, даже если тебе самому не суждено стать этим «счастьем».
Корабль снова трясет и на этот раз я плашмя падаю на самую гладкую кристальную колонну. От прикосновения к ней Тьма внутри меня вспенивается, как штормовая волна. Накатывает снизу, до самого горла. Она как живое и разумное существо, пытающееся взять под контроль мои мысли мою волю.
Но я сильнее.
Я… смогу.
Плачущий, если ты все еще слышишь молитвы одной твоей нерадивой послушницы, пожалуйста, присматривай за ним ради меня.
Я ведь в самом деле очень сильно, всем сердцем, любою своего милого герцога.
Толчок, тонкий пронзительный свист, и треск лопнувшего прямо под моими ладонями камня, приносят мне боль.
И облегчение.
Глава шестьдесят девятая: Сиротка
«Вставай, моя маленькая девочка…»
Я слышу этот голос внутри себя. Но он льется не из головы, а как будто от сердца. Из той маленькой части меня, о существовании которой я всегда знала, но никогда не могла хотя бы как-то ее обозначить.
Теперь я знаю, что это была не просто странная хворь или голос Плачущего.
Это была моя мать.
Самая отважная и сильная женщина из всех, которых я знала.
Потому что, не моргнув глазом, пожертвовала собой ради того, во что верила. И защитила меня, ценой собственной жизни.
«Ты стала очень сильной…».
Мне нужно собрать все силы, чтобы открыть глаза, потому что веки тяжелые, словно залиты сургучом и скреплены нерушимыми печатями. Когда-то, когда я одной ногой стояла в могиле, мне было так же тяжело, как сейчас. Но тогда я точно знала, что жива. А сейчас… разве человек мог пережить такой взрыв? Я могу поклясться на Томе Откровений Плачущего, что чувствовала, как маленький жалящие осколки Игниса прошли сквозь мое тело, словно ножницы через тонкую шелковую ткань. Даже сейчас я чувствую, как кровоточит каждая крошечная и смертельная рана.
Но и медленные, едва слышные удары собственного сердца я тоже чувствую.
«Открывай глаза, моя девочка, это еще не конец…»
Я разлепляю веки и в первую минуту не вижу ничего, кроме ярко-алой дымки, как будто весь мир покрыл непроглядный злой туман, и в нем ничего не стоит заблудиться. Приходиться несколько раз моргнуть, прежде чем пелена понемногу развеивается, и я замечаю за ней очертания пустоши, выкорчеванных с корнем сухих могучих древ и земли под ногами, покрытой глубокими рваными трещинами.
— Где я? — спрашиваю вслух, и голос Л’лалиэль беззвучно отвечает:
«Ты там, где начнется новая жизнь».
— Звучит немного… пугающе, — пытаюсь храбриться за не очень уместной шуткой. — Новая жизнь разве не должна начинаться при определенном… мужском участии?
Это очень странно, но я чувствую ее легкий смех, как будто бы она стояла сейчас живая передо мной. Могу легко разглядеть и ее улыбку.
«Ты правда любишь этого бессердечного смертного?»
Теперь уже в ее голое звучит легкая насмешка.
— Он не бессердечный, — встаю на защиту своего Нокса, и заодно встаю на ноги, осматриваясь.
Место, где я оказалась, похоже на Пустошь вокруг Печати — такое же безжизненное и опустевшее. Но здесь по крайней мере нет огромных скелетов непонятного происхождения, и не веет смертью, как будто на каждом шагу всплывает придорожный камень с настойчивым предложением повернуть назад.
Интересно, что же это все-таки за…
Я не успеваю толком об этом подумать, потому что на глаза попадается до боли знакомая торчащая на горизонте крыша замка. Вернее, того, что от него осталось — не так много, на самом деле. Это же Горностаевый приют. Как бы я не хотела вычеркнуть прошлое из головы — оно все равно отпечаталось в моей памяти, и эту яркую черепицу я узнала бы даже из сотен похожих. Плачущий, прости, я даже запах этот чувствую сквозь гарь и соленый красный дым с привкусом железа.
А потом мысленно бью себя по лбу.
Ну да, это Горностаевый приют. Ведь именно там я была, и там отбила Эвина у сообщников герцогини. Правда, значительно дальше замка, но вряд ли бы за те несколько минут, что я пыталась разделаться с летающей смертью, она успела бы перенести меня на другой континент. Вот только вокруг Горностаевого Приюта были роскошные рощи и сады, высокие горы в снежных шапках и покрытые изумрудом травы холмы. А не непригодная ни для чего земля.