Девчонка открывает рот, но я прерываю ее попытку взмахом руки.
— Я уже достаточно увидел, Мати… гммм… Тиль, не будем же гневить твоего страдающего бога ненужными клятвами.
— Милорд, вы — богохульник! — все-таки вспыхивает она, буквально кометой взвиваясь с места. — И я вам никакая не… Тиль!
Она произносит это так, словно я только что во стихах и красках пересказал ей содержимое моего недавнего сна с ее непосредственным и весьма активным участием. Кстати, я ведь могу…
— Я буду называть тебя так только когда будем оставаться наедине, — улыбаюсь нарочно довольно, потому что злить этот ее блеск в глазах — одно сплошное удовольствие. Все равно, что гладить против шерсти маленькую пушистую кошечку, которая изредка шипит и бьет лапой, но не выпускает когти.
— Наедине в темнице? — парирует она, гордо вздёргивая подбородок. — Или милорд имеет ввиду долгие бессонный ночи, которые проведет, измываясь над моим несчастным телом?
Ну до чего же хороша, Бездна меня задери!
И эти ее слова… Не знал бы, что монашенка — поверил бы, что девчонка нарочно меня дразнит и подначивает.
Я вытягиваю ноги, впервые за вечер позволяя себе растянуться в свое удовольствие и насладиться обществом дерзкой красотки. А хоть бы она и трижды была монахиней, это никак не отменяет того факта, что она по-прежнему крайне притягивает моих чертей.
— Над твоим несчастным телом, Тиль, я бы измывался со всем уважением и почтением, — перекатываю слова на языке, одновременно воображая, что бы доставило мне большую радость — если бы она разделась сама или если бы я сам избавил ее от платья, просто разорвав его от лифа до талии. Вероятно, все-таки второе. — Так что впредь от души советую тебе следить за языком, или я начну верить, что ты на самом деле меня подначиваешь этими полунамеками, а не говоришь не понимая что.
Девчонка явно готовится к очередному выпаду.
Копит силы, забавно раздувая ноздри и сжимая пальцы в кулаки.
Накаляется, разогревается изнутри.
И когда я вспоминаю, что той ночью видел на ней Печать Хаоса, она внезапно как-то разом остывает.
Просто делает глубокий вдох… и ее взгляд проясняется.
Это странно, но похоже на солнечный луч в грозовом небе.
— Я больше не желаю ни минуты находиться в вашем обществе, милорд Нокс. — Ее голос спокоен, стать выдает горделивое смирение. — Если вы желаете свернуть мне шею, то я попрошу оставить меня наедине с молитвой хотя бы на пять минут, чтобы я могла очистить душу от грязи мирской жизни.
Я прикрываю глаза, проглатываю крепкое словцо в адрес ее этой позы.
Монашенка или нет, а откуда-то успела нахвататься королевских замашек.
— Сядь, пока я думаю, что с тобой делать, — командую я, и не без удовольствия замечаю, что она, после секундного колебания, все-таки усаживается обратно в кресло. Всегда любил трезвомыслящих женщин, но так редко их встречал, что почти разуверился найти. И вот — великолепный образчик. — И сделай одолжение — не открывай рта, пока я не разрешу.
Выразительно поджимает губы.
Увы, но не могу не признать — Эвин не зря видит ее в роли своей королевы.
Не могу представить женщину, которой бы больше этой пошел красивый титул.
И в этом самая главная проблема из длинного списка других, не менее глобальных.
Я должен рассказать Эвину, что Матильда — никакая не Матильда, а просто подставная утка. И с огромной долей вероятности, он тут же прикажет отдать ее в руки палачей, чтобы выведать подноготную заговора, а потом, если девчонка каким-то чудом окажется жива, распорядиться тихо придушить ее где-то в подвалах королевской тюрьмы. И будет всецело прав, потому что подобные игры с королем — это чистое самоубийство.
Минуту назад я поддержал бы его справедливый гнев.
Но минуту назад я не знал, что это коварное существо — обычная девчонка, которую наверняка обвели вокруг пальца настоящая герцогиня и ее возможные сообщники. А те времена, когда я лишал людей жизни просто за то, что они глупы, давно в прошлом. Видимо, это тоже старость, не зря же говорят, что в преклонных годах мы все склонны к приступам доброты и меланхолии.
Хотя, какие в Бездну преклонные годы!
Я чувствую себя… зрелым только потому, что девчонка слишком молода и невинна.
Приоткрываю один глаз и тешу себя тем, что украдкой разглядываю ее профиль.
Как будто и не пошевелилась с того самого момента, как я приказал ей не двигаться.
И вместо того, чтобы сосредоточиться на делах государственной важности, снова фантазирую о том, могла бы она проявить такое же смирение в более… пикантной обстановке моей спальни?