Мои пальцы нащупывают едва заметный тонкий рубец.
Я даже специально провожу по нему несколько раз, пытаясь найти границу.
Он едва ли толще волоса, очерчен в камне квадратом как раз для одного пальца.
Надавливаю, даже боясь надеяться на успех, но камень легко поддается до выразительного щелчка, после которого стена за камином просто… растворяется.
— У тебя получилось! — восторженно охает Орви и мы торопимся заглянуть, что находится с обратной стороны.
Там темно, но светильник Орви очерчивает узкий коридор.
— Пойдем, быстрее, — тороплю я, и мы пускаемся по нему почти что рысью.
Он виляет, словно змея, пару раз занося нас на такие крутые виражи, что мы налетаем друг на друга, как шахматные фигурки.
— Что за холера?! — ругается Орви, когда на очередном таком витке спотыкается обо что-то и едва не валится с ног.
Я почти готова сказать, что это может быть крыса, но замираю, почему-то удивленная странным жестяным звуком, с которым эта «холера» катится по полу.
Выхватываю светильник из рук Орви, бегу за ней и успеваю придавить носком до того, как она провалится в канавку с правой стороны. Присаживаюсь на корточки и опускаю свет пониже, чтобы внимательно рассмотреть находку.
Это жестяная коробка, в которой обычно продают грошовые фруктовые леденцы.
Лакомство бедняков, потому что только оно им по карману.
Ничего необычного.
Кроме разве что того, что здесь, в Черном саду, эти леденцы я видела только у одного человека.
У Примэль.
Глава девятнадцатая: Сиротка
— Откуда это здесь? — вслух повторяет мои мысли Орви. — Не видел, чтобы здешние аристократки с утонченным вкусом ели сладости бедняков. Они от него носы воротят за версту.
Я беру коробку в руку, трясу, но она определенно пуста. И когда открываю крышку, чтобы проверить — там действительно ничего нет. Только разве что жестянка до сих пор пахнет зелеными яблоками и виноградом. И это тоже не просто так, потому что вкусы у этих леденцов очень разные, а Примэль всегда жевала именно такие, яблочно-виноградные.
— Кажется, — говорю себе под нос, — я знаю, кто это потерял.
— Кто? — живо интересуется Орви.
Я честно собираюсь ему ответить, но в последний момент внутренний голос недоверчиво шепчет, что даже эта коробочка, найденная здесь, все равно ни о чем не говорит. Это еще не доказательство. Тот взрыв в лаборатории во время испытания — он тоже указывал на меня, но на самом деле это было просто либо совпадение, либо чья-то очень хитрая игра против меня.
Может быть, и взрыв, и исчезновение моих платьев накануне бала — дело рук одного человека? Достаточно хитрого, чтобы умело заметать следы и прятаться за спинами невинных людей. Точно так же, как он когда-то использовал меня, он может использовать и Примэль.
Я крепко сжимаю находку в кулаке, поднимаюсь, опираясь на руку моего верного Орви, и всматриваюсь в темный коридор впереди. Может быть, там я найду ответы на вопросы или еще хотя бы какие-то подсказки?
Мы медленно продвигаемся дальше, хоть буквально с каждым шагом дорога вперед становится все более тяжелой. В каменном полу появляются разломы и трещины, обвалившие стены загораживают путь и нам приходится сильно замедлиться, чтобы переползать эти препятствия буквально царапая в кровь руки и ноги. Каждый раз я с благодарностью смотрю на Орви, уже едва ли понимая, что делала бы без него во всей этой неразберихе и шпионских играх. Возможно, он послан мне Плачущим?
Когда дорога вперед сужается до размеров норы, где едва ли может пометиться ребенок, Орви предлагает остановиться.
— Тут потолок земляной, — говорит он, со знанием дела ощупывая земляной потолок.
Такое впечатление, что даже до обвала этот путь точно не вел в какие-то обустроенные покои, а разве что в подпол, хотя, что я знаю о тайных ходах, кроме того, о чем читала в книгах?
— Может быть, можно попробовать… — не хочу сдаваться я.
Это так несправедливо!
Здесь всего-то ничего осталось, но нам придется уйти вот так… с одной коробкой из-под конфет, которая мало проливает свет на ситуацию, но запутывает еще больше?
Я втягиваю голову в плечи, прижимаюсь и все-таки протискиваюсь вперед.
Орви тяжело вздыхает, но послушно следует за мной. С его-то ростом ему каждый шаг дается вдвойне тяжелее. И теперь мы двигаемся совсем вслепую, надеясь только на меня и то, что каждый новый шаг не утащит нас…
Я не успеваю подумать о том, что нужно быть осторожнее, потому что вместо земли под ступней — пустота. В которую меня утягивает, словно в воронку водоворота.