Значит…
Я задумчиво фокусируюсь на начищенной до блеска серебряной пластине настенного щита, в отражении которого хорошо видны танцующие Эвин и Тиль.
Кто-то в замке точно знает, кто такая герцогиня Лу’На на самом деле.
— Мы уже столько времени не были наедине, — слышу жаркий шепот на ухо, и еле сдерживаюсь, чтобы не скривиться от этой неуместной страсти.
Сейчас меня меньше всего интересует Ивлин с ее деликатными, как она считает, намеками.
— Прости, Ив, но ты же помнишь, что на мои плечи возложена неприятная, но важная необходимость присматривать за королевскими невестами, так что…
Ивлин кривит губы и с подчеркнутым отвращением осматривает каждую из претенденток на трон. Почему я не удивлен, что ее взгляд задерживается именно на Тиль.
— У нее красивое платье, — говорит после паузы, за время которой наверняка успела сложить в голове два и два. Она не дура и никогда ей не была, иначе не стала бы представителем дипломатического корпуса, на счету которого есть как минимум парочка весомых достижений. — Работа Сайфера — это же очевидно. С каких пор этот рогатый шут стал обшивать дочерей предателя короны, м? И что-то не припомню, чтобы за последние годы хотя бы одна светская дама даже самого высшего ранга могла похвастаться платьем от Сайфера. Говорят, теперь он шьет не на продажу, а только ради удовольствия.
Я беру кубок с подноса проходящего мимо официанта, делаю глоток и отвешиваю Ивлин приглашающий поклон.
Пусть копает дальше.
Пусть хоть нос сотрет, пытаясь выискать подноготную этой истории с платьем.
По крайней мере, это даст мне фору, чтобы устроить Тиль хорошее алиби.
Глава третья: Сиротка
— Я уже начинаю жалеть, что устроил весь этот… отбор, — говорит Его Величество, когда после танца уводит меня в сад, в маленькую беседку, где как нарочно накрыт стол для двоих.
На белоснежной скатерти — хрустальных подсвечники, над которыми парят кристаллизованные аспекты Люмуса, по три шарика мороженного в креманках и кувшин вина в паре с двумя кубками.
Выглядит, наверное, очень романтично, если бы я не была так подавлена и испугана разоблачением.
До сих пор дрожат колени.
До сих пор не могу поверить, что герцог не… избавился от меня сразу, а по какой-то одному ему понятной причине решил пока оставить в живых. Надолго ли?
Плачущий, вот так ты караешь тех, кто отказывается от твоего света и не соглашается принять удел смирения? Неужели теперь моя жизнь превратится в ежеминутное ожидание смерти?
— Матильда, — голос Эвина возвращает меня в реальность, где я пока еще жива, красиво одета и не гремлю арестантскими цепями, — вас что-то тревожит?
— Нет, Ваше Величество! — быстро отвечаю я, прикрывая панику лучезарной улыбкой. — Просто… Все эти знаки внимания девице в моем положении… Я немного растеряна.
Это вполне убедительная отговорка, тем более, что интерес короля в самом деле кажется странным. Когда я прибыла в замок, от меня все шарахались, словно от чумы, словно одного звука моего имени было достаточно, чтобы запятнать любую кристально чистую репутацию. А потом Его Величество начал проявлять ко мне интерес… и жизнь изменилась?
По крайней мере сегодня я совершенно точно не изгой.
Если не сказать больше, но за подобные тщеславные мысли Плачущий точно не одарит меня своей милостью.
Король своей рукой разливает вино, предлагает мне кубок и я беру его с благодарным кивком. В горле и правда пересохло.
— Знаете, что я понял за годы правления, милая Матильда? — Его голос звучит уверенно и немного насмешливо. — Каждый человек имеет право на второй шанс.
— Даже дочь человека, который желал свергнуть вас с трона?
Наверное, говорить об этом настолько открыто — не самая лучшая идея для начала романтического ужина, но я все равно не могу отыграть назад.
К моему удивлению, Эвин согласно кивает.
— Матильда, могу я быть честен с вами? — Его Величество немного подается вперед. — В достаточной мере, чтобы быть уверенным, что уже завтра мои слова, предназначенные вам одной, станут главной сплетней Артании.
— Ваше Величество может говорить ровно то, что посчитает нужным.
Мне кажется, этого достаточно. Благородной леди, даже если она дочь предателя короны, не пристало распинаться, доказывая свою искренность. К тому же, на моей памяти именно отъявленные лгуны громче всех клялись в своей честности.