Я резко выдергиваю пальцы из его ладони, и практически физически ощущаю, как подаренное Эвином кольцо оставляет след на его шершавой коже.
— Всего вам светлого, милорд. — На этот раз я хладнокровна и целиком владею собой.
Наша история, какой бы… странной она ни была, закончена.
Но когда я прохожу через разноцветную рябь Врат, шкатулку — подарок Нокса — я все равно крепко сжимаю в руках. Возможно, это какое-то тайное устройство слежения, лихо замаскированное под перо и чернильницу-непроливайку?
Я жмурюсь, делаю глубокий вдох, когда вибрации внутри Врат стремительно просачиваются мне под кожу, поднимая со дна желудка волну тошноты.
Еще немного.
Это почти последний раз.
Я уже чувствую прохладный горный воздух поместья герцогини, но и взгляд герцога мне вслед — тоже. Наверное, это самое глупое, что я чувствовала за последнее время, но за мгновение до того, так Врата выталкивают меня из Черного сада, я готова поспорить на что угодно, что Нокс смотрел на меня с грустью.
— Матильда! — Герцогиня почему-то оказывается так близко, что я едва не бьюсь носом ей в плечо.
После перехода мутит и хочется присесть, чтобы отдышаться, но холодные пальцы герцогини цепляются мне в подбородок, вздергивают его вверх, мешая справится с рвотными позывами. Приходится усиленно вдыхать через нос и раздувать щеки.
— Ради богов, Матильда, что за спектакль! — Лу’На фыркает и еще сильнее сжимает пальцы на моем лице.
— Мне… больно, — давлюсь еле подавленным желанием ее оттолкнуть. — Пожалуйста, миледи, мне нужна… маленькая передышка.
Она тяжело вздыхает, но все-таки разжимает пальцы.
Закладывает руки за спину, невидимым жестом отдавая приказ кому-то у меня за спиной.
Даже не успеваю одуматься и понять, что к чему, потому что пара стражников хватают меня под локти и практически силой волокут куда-то мимо центральной лестницы. Если меня здесь и ждали, то комнату приготовили либо где-то у прислуги, либо в хлеву.
Но меня тащат дальше — мимо домиков для слуг, за хозяйственные пристройки, к маленькому кособокому строению, больше похожему на склеп для одной могилы. Стражник распахивает окованную железом дверь, второй грубо пихает меня внутрь.
— Погодите-ка, — слышу голос герцогини, и вслед за ним чувствую, как она вырывает шкатулку из моих пальцев. — Что это? Ну? — требовательно задает вопрос, потому что я отмалчиваюсь.
Интуиция подсказывает, что ей лучше не знать, чей это подарок.
— Я хотела написать пару писем, — говорю растерянным голосом, осматривая крохотную комнатушку с маленьким зарешеченным оконцем. Она ровно на ладонь выше моей головы, и когда дверь закроется… Это будет ощущаться так, словно меня похоронили заживо. — И если миледи позволит, я бы хотела…
— Миледи подумает, — грубо отвечает она, кивает стражнику и тот пинком закрывает дверь.
От удара тяжелой створки с потолка прямо мне на голову сыплется песок и паутина.
В комнатушке практически сразу темнеет — нужно время, чтобы глаза привыкли различать полтона и получилось зажечь лампу. Хвала Плачущему, мне оставили хотя бы это.
Лампу, прохудившийся сенник прямо на голом полу и потрепанный «Том Страданий Плачущего».
«Не реви!» — прикрикиваю на свою внутреннюю слабачку.
Никто не обещал мне радушный прием, но я рассчитывала хотя бы на разговор.
И точно не понимаю, чем все это заслужила, потому что выполнила свою часть сделки.
Глава пятая: Сиротка
Даже не знаю, каким чудом мне удалось задремать.
Помню, что вечером, когда мой живот уже предательски урчал, в маленькое отверстие под дверью кто-то просунул плошку с холодной кашей и ломтем ржаного хлеба. Я съела все, потому что еще не забыла времена постных недель в монастыре — тогда мы радовались хотя бы тому, что есть, потому что наставницы на период «страданий» вовсе отказывались от мирской пищи, насыщая дух через молитвы и благословения свыше.
Ночью было очень холодно, я не знала, как лечь, чтобы не чувствовать себя буквально подмерзающей на глыбе льда.
Меня будит резкий порыв свежего ветра и бряцанье железа.
Спросонья прикрываю глаза рукой, пытаясь понять, что происходит.
Это один из вчерашних стражников — он бросает мне какую-то тряпку и требовательно приказывает подняться, и следовать за ним.
Не так-то просто это сделать, потому что я спала, свернувшись калачиком и все мышцы задеревенели настолько сильно, что не разогнуть. Вставая, приходиться сначала перебраться на четвереньки, а только потом — распрямиться в полный рост.