В особенности если ничто не нарушало благословенную тишину и никто не мельтешил перед глазами, даже Славка Баранкин, с кем я делил кабинет…
Они учли все, кроме одного: нашей совковой безалаберности и халатности.
В доме засорился мусоропровод. Кто-то вызвал из ЖЭУ «умельца», он поковырял толстой проволокой с крючком на конце в одном из люков и, пробормотав нечто нечленораздельное, отправился восвояси.
И в течение недели жильцы безропотно топали по лестницам с ведрами, чтобы высыпать мусор в бункер на первом этаже, — о долготерпении наших людей можно слагать легенды.
В то утро на моей двери укрепили заряд ограниченного радиуса действия, который должен был сработать ровно в семь, когда я выходил из дому.
Детонатор был настроен на размыкание контактов и установлен с задержкой в три секунды, как определили после в нашей лаборатории.
Тот, кто приказал изготовить мину, был настоящим изувером, садистом. Меня не просто хотели убить — это для них, похоже, казалось чересчур примитивным и неэффективным способом мести.
Взрыв должен был оторвать мне обе ноги, чтобы я остался калекой.
Я поздно возвратился домой и проспал. Обычно мусор выносил я, но в то утро мама меня просто пожалела, дала подремать лишних пятнадцать минут…
Заряд был рассчитан на мой рост.
Мама была ниже меня больше чем на голову. И вместо того чтобы оторвать мне ноги выше колен — наверное, им очень хотелось видеть меня даже не на протезах, а в инвалидной коляске, — маме разворотило низ живота.
Спасти ее не удалось…
Ее похороны прошли как в тумане.
Мне сразу же дали отпуск, но я никуда не поехал, даже на нашу базу отдыха в лесу неподалеку от города.
Я запил.
Запил по-черному, будто хотел сгореть от водки.
Где я все эти дни после смерти мамы шлялся, сказать было трудно. Слава богу, у меня хватило ума оставить на работе в сейфе служебное удостоверение и пистолет.
Мама, мама, как теперь мне без тебя жить…
Ведь я один, словно перст, если не считать каких-то дальних родственников.
Один…
Но я их найду… клянусь! Чего бы это мне ни стоило. Найду!
Мама, я им никогда и ничего не прощу. Никогда!
Киллер
Военный городок, куда меня доставили на «уазике», раскинулся в лесном массиве.
Я не знал, насколько он велик.
Но, судя по деревьям, это был настоящий девственный лес, давно не слыхавший звуков пилы и топора, разве что в те времена, когда строились коттеджи для обитателей обнесенной «колючкой» зоны.
Все дома здесь были деревянными, с черепичными крышами, вот только цвет черепицы был не красный, а серовато-зеленый — наверное, для маскировки.
Для этих целей и коттеджи строили несколько хаотически — на первый взгляд, — чтобы создать видимость богом забытой деревеньки, если противник вздумает посмотреть из заоблачных высот или из космоса.
Внутри городка тоже росли деревья, в основном сосны и березы. Улицы как таковой не было, лишь вымощенные бетонными плитами дорожки змеились между вековых стволов, напоминая парковые аллеи.
«Уазик» остался за первой полосой охранения, тоже опутанной колючей проволокой, возле сиротливо приютившейся сторожки, напоминающей домик лесничего.
Самое интересное — я нигде не увидел охранников; ворота зоны бесшумно открылись, едва наш фургон выехал из-за поворота на финишную прямую.
Но, присмотревшись, я заметил по сторонам ворот — метрах в двадцати — хорошо замаскированные дзоты, откуда холодно поблескивали оптические прицелы снайперских винтовок.
Наверное, такие укрепления были расположены по всему периметру, и охрана имела не только обычный пехотный арсенал, а и кое-что похлеще.
Вместо вторых ворот, ведущих собственно в сам городок, мы прошли через большую, размером с дверь магазина, калитку и очутились в оплетенном «колючкой» тамбуре, упирающемся в проходную.
Там у Абросимова и Ливенцова отобрали оружие и проверили (в том числе и меня) на каком-то детекторе незнакомой мне конструкции.
Я шел первым, а потому имел время и возможность увидеть эту хитрую штуковину в действии, как бы нечаянно сместившись почти за спину капитану в общевойсковой форме, наблюдавшему за телеэкраном, на котором трясли костями скелеты полковника и его подчиненного.
Разрешающая способность электронного оборудования была такова, что я мог спокойно посчитать металлические пломбы во рту Абросимова.