– А вы, я смотрю, эксперт по части того, как должна выглядеть камера пыток?
– Ну, знаешь, с моим-то опытом!…
Полковник сидел на стуле, установленном по центру комнаты, и являющимся в ней единственным предметом мебели. Руки в этот раз Евгению сковали за спиной наручниками, но к узкой металлической спинке, врезающейся в позвоночник, не пристегнули, что давало ему маленький, но все же шанс на освобождение. Долго ли, умеючи?… Зря вы Володю убрали, ребята, ох зря. Он бы таких "детских" оплошностей с пленником не допустил. А впрочем, не нам об этом горевать… Кроме Угрюмого, безмолвной статуей замершего перед Власовым, в комнате присутствовали еще двое охранников, занявших позиции у двери, и не принимающих пока участие в допросе. Но это пока. В том, что ничего хорошего от этой скучающей парочки ждать не приходится, Евгений не сомневался.
– Что-то мало ты сюда народу пригнал, дорогой. А вдруг я буйствовать начну? – Хмыкнул полковник, заелозив на месте в попытке занять положение, из которого в случае чего он мог бы быстро вскочить. Но со стороны это выглядело так, словно человек, чье тело от долгого сидения в одной позе затекло, просто пытается устроиться поудобнее. Общее самочувствие Евгения не радовало, сильно кружилась голова, к горлу периодически подкатывала тошнота, а по разбитому лицу словно проехал самосвал. Кулаки у немого желтоглазого оказались тяжёлые, да и у двоих других сорианцев, судя по их мощному телосложению, силы, похоже, не занимать. И если они примутся за дело втроём, а уж это только вопрос времени, вряд ли удастся выбраться отсюда живым…
– Вы меня обманули, Евгений Степанович, – протянул Бот. – Несмотря на то, что я пошел навстречу вашей семье. Нехорошо.
"Обманул?"
– Да? И в чем же, позволь полюбопытствовать? – прищурился полковник, судорожно пытаясь понять, где он прокололся.
– Довольно изображать дурачка, Власов. Но если вас так мучает любопытство… Введите пленника!
Евгений резко напрягся. Слова Собеседника, и тон, которым он их произнес, не предвещали ничего хорошего.
Дверь в комнату открылась, и двое охранников втащили внутрь, а вернее сказать, вбросили избитого до полусмерти человека, который не в силах был уже оказывать сопротивление. Разбрызгивая вокруг себя кровь, сопли и слюни, он безвольной кучей приземлился на пол. В этом стонущем бесформенном теле Власов с трудом признал ранее приставленного к нему Германом техника, совсем недавно вживившего ему в ухо прослушивающее устройство.
Гоша! Твою ж мать…
– Узнаете этого молодого человека?
Техник с трудом поднял голову, и вперил в полковника умоляющий взгляд.
– Впервые вижу, – не моргнув глазом отозвался Власов, безучастно глядя на скорчившегося человека у своих ног, к выражению лица которого помимо затравленности теперь прибавились удивление и ненависть.
– Ваш друг в силу возраста и неопытности оказался крайне разговорчив! – сказал Бот насмешливым тоном, похоже, все происходящее его сильно забавляло. – И знаете, что оказалось самым интересным из его рассказов?
– Даже себе не представляю. Тем более что я не знаю, кто он.
– Хорошая попытка, полковник, но вы можете перестать стараться вещать на публику. Ваше звукозаписывающее устройство мы сумели заглушить еще на крыше.
– Мое "что", прости? – невинным тоном поинтересовался Власов, уже догадавшись, что техник в попытке заставить похитителей прекратить избиения, выболтал им всё, что знал.
Обстановка сильно накалялась. Понимая, что ему необходимо освободиться как можно скорее, Евгений приготовился прибегнуть к единственному способу избавиться от наручников, который можно было осуществить в данной ситуации. Делать это ой как не хотелось, но всё указывало на то, что без одного известного болезненного приема сейчас ему не обойтись.