* * *
...Всей командой мы загрузились в десантный Ми-24 и взяли курс на то место, где неподалеку от Пензенского шоссе мы припрятали бочку со смертоносным штаммом. Лететь получилось совсем немного, во всяком случае, по земле мы добирались куда дольше.
Генерал Голубков был отчасти прав, когда говорил, что в истории с контейнером осталась лишь одна, достаточно банальная техническая задача: доставить контейнер на прежнее место. Но, памятуя о том, что в этой истории с самого начала было так много непонятных вещей, вполне могло статься, что эта техническая задача превратилась бы в боевую... Что-то все время говорило мне об этом, но я никак не мог ощутить, откуда на этот раз может исходить опасность.
Мы легко отыскали припрятанный контейнер и, воспользовавшись теми же лопатками, которыми его закопали - они были спрятаны тут же, неподалеку, быстро извлекли его на свет божий. Один из бойцов Жукова принес из вертолета заранее припасенный большой эластичный мешок из какой-то то ли резины, то ли стеклоткани; потом, помогая друг другу, натянули мешок на бочку. Затем тот же боец - наверное, у него была спецподготовка по такого рода делам - вынул из кармашка своей боевой жилетки тюбик с каким-то клеем, тщательно промазал им края мешка, крепко сжал их и, убедившись, что герметичность упаковки обеспечена, сказал, что теперь контейнер можно транспортировать.
- А если мешок порвется или его, не дай бог, пулей заденет? полюбопытствовал Артист.
- У этой ткани есть одна интересная особенность... - как на лекции, пояснил спецназовец, - дырки от, скажем, пули затянутся в доли секунды. Ты ее хоть топором руби, ей все будет нипочем. Российское ноу-хау, гордись! По секрету, такую ткань сейчас наши диверсанты используют для надувных лодок.
- Класс! - цокнул в восхищении Артист. - Вот бы штаны сшить! Ну теперь я спокоен! Понесли, что ли?..
Мы положили бочку на лаги и потащили ее к вертолету.
Через минуту наша "вертушка" с сорокакилограммовым грузом бактериологической смерти на борту уже летела по направлению к полигону "Гамма".
Все, кто находился сейчас в вертолете, были конечно же опытными людьми. Я ни в коей мере не сомневался в уровне подготовки тех, кто еще недавно участвовал в нашем захвате, отличные ребята подросли. Но все-таки считал, что нашей пятерке по слаженности и умению действовать в самых запутанных ситуациях не было равных. И это мое убеждение было еще одним доводом в пользу того, чтобы мы тоже сопровождали чертову бочку, доставившую нам за последние дни так много хлопот.
А вообще-то был и еще один довод в пользу того, чтобы оказаться в этом вертолете. Я не стал выкладывать его Константину Дмитриевичу, но он оставался где-то в глубине моей подкорки. Константин Дмитриевич мог бы его и не понять, а я вспоминал об этом самом доводе уже не один раз: конечно, контейнер с опасным штаммом отодвинул на задний план все наши личные дела и проблемы, но и забыть о том, что у нас всех пятерых на берегу Волги остались вещи, документы, наши с Мухой машины, я просто не мог. Поэтому и сидела в голове мысль о возвращении к тому месту, где все для нас началось, - мы как раз этим сейчас, пускай и косвенно, но занимались...
Но Голубков, казалось, читал мои мысли - он наклонился к моему уху, чтобы перекричать шум лопастей вертолета, и спросил:
- Слушай, Сергей, а может, мы вас все-таки высадим где-нибудь в районе вашего лагеря, а? Это ведь не дело, что все ваше добро там столько времени без присмотра...
- А почему вы думаете, что наши вещи и документы могут быть там? Я, Константин Дмитриевич, наоборот, уверен в обратном: те бандиты, у которых мы побывали в гостях, наверняка их сразу же к рукам прибрали. У меня же тачка приличная была, уж мимо нее они вряд ли прошли! И потом, незачем им было там следы оставлять: ни за собой, ни за нами. Они же как думали: возьмем, мол, этих лохов, припугнем, а если что - замочим. Нет, наши вещички наверняка вместе с нами тогда в дом к этому Султану увезли. Хотя... - Я перегнулся через генерала к Мухе: - Олег, ты когда в гараже чеченский "лендровер" смотрел, мою тачку там случайно не видел?
- Не, командир, ее там точно не было, - уверенно ответил Муха, - иначе я бы ее взял, а не "лендровер" этот.
"Интересно, - подумал я, - а куда же ее тогда чечены погнать могли? Во дворе ее тоже не было, в учебном лагере - тем более... Может, у них в самом городе какая-нибудь запасная "малина" имелась? А вот это выяснить как раз не мешало бы... Но это после того, как мы контейнер вернем; не след о своем барахле думать, когда тут такое дело еще не закончено..."
- Ну что, Сережа, о чем задумался? - прервал мои мысли генерал.
- Да так, ерунда всякая... - отделался я от ненужного сейчас разговора. - Лучше объясните мне, как же так могло получиться, что вам этих орлов подарили. - Я кивнул в сторону спецназовцев.
- А вот это, Сергей, большой секрет... - Голубков улыбнулся. Надеюсь, ты не против того, что они нам помогают? Уверен, что после конца операции вы всегда успеете с ними славой поделиться... А может, так дело повернется, что когда-нибудь еще вместе поработать придется.
- Ну что ж, мы не против. Ребята отличные. А насчет славы... Константин Дмитриевич, мы ж не славы ради, сами, чай, знаете!
- Да знаю, знаю! - успокоил меня Голубков. Да и то сказать, кто-кто, а он знал всех нас как облупленных.
Слава... Эта штука очень опасна для молодой, неопытной души... Сколько хороших людей предали из-за нее самих себя! Сколько судеб она поломала, сколько биографий вывернула наизнанку! Стремиться к славе - значит хотеть всеобщей известности, ждать от незнакомых тебе людей поклонения и любви. Но никому из нас это не нужно, достаточно того, что нас любят и уважают те, кого мы сами тоже любим и уважаем. Взять хотя бы нашу пятерку: разве станем мы доверять друг другу больше, если о наших подвигах станут писать в газетах? Конечно же нет. Я даже больше скажу: таким профессионалам, как мы, слава только помешает делать свою работу. "Бойцы невидимого фронта" - так часто говорят о разведчиках. О нас такое тоже можно было бы сказать. Хотя... возможно, допускаю, что Артист, например, может и хотел бы прославиться. Но только на сцене! А это уже совсем из другой, как говорится, оперы.
Нет, слава - это точно не для нас; слава - это гордыня, один из самых страшных смертных грехов. Конечно, можно гордиться своей Родиной, детьми, профессией - но только не самим собой; все это суета сует...
Но я так и не успел додумать эту тему до конца хотя и обнаружил неожиданно для себя, что они меня очень волнуют...
- Подлетаем к заданному квадрату, - услышали мы усиленный микрофоном голос пилота "вертушки". - Готовность пять!
Слово "пять" означало, что через пять минут мы будем в точке высадки. Спецназовцы по привычке ощупали себя, проверяя свое снаряжение. Нам, у кого не было ничего, кроме собственной одежки, достаточно было просто привести в порядок свои мысли, чтобы в любой момент быть готовыми к любым событиям.
Вертолет сделал два крутых виража над местом высадки, а затем, резко клюнув носом, быстро пошел на посадку. По тому, как действовал летчик, нетрудно было догадаться, что он наверняка прошел Афганистан или еще какую-нибудь "горячую точку": именно так можно было избежать прицельного обстрела при посадке; и пусть сейчас по нас никто не стрелял, привычка действовать по-боевому укоренилась в летчике навсегда. Это, кстати, может взять на заметку любой интересующийся: хороший пример к разговору насчет того, почему обстрелянный солдат всегда гораздо лучше необстрелянного...
Мы сели прямо на полигоне - об этом легко можно было догадаться, посмотрев в иллюминатор вертолета. Наша "вертушка" стояла на краю большого пустыря, по дальней стороне которого шла густая стена колючей проволоки. Метрах в двухстах от нас стояли несколько двух- и трехэтажных кирпичных домов. Людей нигде видно не было В иллюминаторе напротив я увидел два ржавых остова, некогда бывших "Уралами" - трехосными грузовиками, которые обычно использовались различными армейскими службами в качестве тягачей. Их помятые, с выбитыми стеклами кабины красноречиво говорили о том, что полигон уже давно законсервирован - иначе этот лом не торчал бы здесь вот так, на самом виду. Невдалеке, свесив лопасти, стоял Ми-8, сиял свежей краской, но я не удивился. Несмотря на майские дни, зелени на полигоне было совсем немного; земля тут была голой и какой-то серо-сиреневой, словно ее многие годы подряд регулярно поливали какой-нибудь особо едкой химией.